Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта
— Вы считаете себя благоразумными?
— Да, мы так считаем.
Второй юноша негромко засмеялся:
— Мы надеемся, что вы с нами согласитесь.
— Не уверен. Слишком уж свободно вы здесь разговариваете.
— Но это же ваша гостиная!
— Да, да, это моя квартира, и это моя гостиная. Но то, что вы говорите, и то, что, возможно, собираетесь сказать, может быть неблагоразумным как для вас, так и для меня.
— О! Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.
— Вы мне что-то предлагаете. Другую жизнь, новую карьеру. И вы предлагаете разорвать определенные связи, то есть некоторым образом проявить нелояльность.
— Мы не просим вас переметнуться на сторону какой-нибудь другой страны, если вы имеете в виду это.
— Нет, нет, я понимаю, что это не приглашение в Россию, или в Китай, или в какие-то другие страны, но я думаю, что ваше предложение связано с некоторыми иностранными интересами. Я недавно приехал из-за границы. Кстати, очень интересная была поездка. Так вот, я кое-что хочу вам сказать: с тех пор, как я вернулся в Англию, я ощущаю за собой слежку.
— Слежку? Может, вам это просто кажется?
— Да нет, не думаю. В ходе своей карьеры я научился различать такие вещи. Я бывал в некоторых довольно отдаленных и, так сказать, интересных местах. Вы решили зайти ко мне, чтобы прощупать, не соглашусь ли я на некоторое предложение. Однако безопаснее было бы встретиться в каком-нибудь другом месте.
Он встал, открыл дверь в ванную и пустил воду.
— В фильмах, которых я в свое время насмотрелся, — сказал он, — если кто-то не хотел, чтобы его подслушали в помещении, где установлены жучки, то он отворачивал водопроводные краны. Без сомнения, я немного старомоден, и существуют более надежные методы, используемые в таких ситуациях. Но по крайней мере, сейчас мы могли бы говорить более открыто, хотя я все равно считаю, что нам следует соблюдать осторожность. Южная Америка очень интересная страна. Там образовалась Федерация южноамериканских стран (одно из ее названий — Испанское золото), в нее входят Куба, Аргентина, Бразилия, Перу и еще пара стран, пока еще не окончательно установившихся, но уже возникших. Да, это очень интересно.
— А что вы думаете по поводу темы разговора? — спросил подозрительный Джим Брюстер. — Что вы скажете?
— Я по-прежнему буду осторожным, — ответил сэр Стэффорд. — Вы будете больше мне доверять, если я не стану выражаться необдуманно. Так что мы прекрасно можем поговорить, выключив воду в ванной.
— Закрой воду, Джим, — приказал Клифф Бент.
Джим неожиданно улыбнулся и повиновался. Стэффорд Най выдвинул ящик стола и достал дудочку.
— Я еще не вполне с ней освоился, — сказал он, поднес дудку к губам и заиграл мелодию.
Вернулся хмурый Джим Брюстер:
— Это еще что? Мы что, собираемся устроить здесь идиотский концерт?
— Заткнись, — оборвал его Клифф Бент. — Невежда, ты ничего не понимаешь в музыке.
Стэффорд Най улыбнулся.
— Я вижу, вы разделяете мое увлечение музыкой Вагнера, — сказал он. — В этом году я был на Фестивале молодежи и в полной мере насладился концертами.
Он снова наиграл тот же мотив.
— Я этой мелодии не знаю, — сказал Джим Брюстер. — Это может быть Интернационал, или «Красное знамя», или «Боже, царя храни», или «Янки-дудл», или «Звездный флаг». Что это, черт побери?
— Это мотив из оперы, — объяснил Кетелли, — и закрой рот. Мы знаем все, что нам нужно знать.
— Зов рожка юного героя, — пояснил Стэффорд Най.
Он выбросил вверх руку в быстром жесте, который раньше означал «Хайль Гитлер», и очень тихо сказал:
— Новый Зигфрид. Все трое встали.
— Вы совершенно правы, — сказал Клиффорд Бент. — Я думаю, нам всем следует вести себя очень осторожно.
Они обменялись рукопожатиями.
— Мы рады, что вы будете с нами. Один из тех, кто понадобится этой стране в будущем, ее великом будущем, я надеюсь, — первоклассный министр иностранных дел.
Стэффорд Най проводил их до дверей и постоял, глядя, как они вошли в лифт.
Он странно улыбнулся, закрыл дверь, кинул взгляд на часы на стене и устроился в удобном кресле — ждать…
Его мысли вернулись к тому дню, неделю назад, когда он и Мэри-Энн разными рейсами вылетали из аэропорта Кеннеди. Они стояли и никак не могли начать разговор. Первым нарушил молчание Стэффорд Най:
— Как вы думаете, мы с вами когда-нибудь встретимся?
— Почему нет, разве есть какие-то препятствия?
— Я думаю, препятствий полно.
Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд.
— Приходится расставаться. Это часть работы.
— Работа! Для вас всегда существует только работа, да?
— Так нужно.
— Вы — профессионал, я — лишь любитель. Вы… — Он прервался. — Кто вы? Что вы? Я ведь этого так и не знаю, не правда ли?
— Да.
Он посмотрел на нее и увидел в ее глазах грусть, почти боль.
— Значит, мне придется… не знаю… Вы считаете, я должен вам доверять?
— Нет, вовсе нет. Это одна из тех вещей, которым научила меня жизнь. Никому доверять нельзя. Помните это, помните всегда.
— Значит, таков ваш мир? Мир недоверия, страха, опасности?
— Я хочу остаться в живых, и я жива.
— Я знаю.
— Я хочу, чтобы и вы остались в живых.
— Я доверился вам — во Франкфурте…
— Вы рисковали.
— Рискнуть стоило. Вы знаете это не хуже меня.
— Вы имеете в виду, потому что…
— Потому что теперь вы меня знаете. Ну вот… Объявляют мой рейс. Наша дружба, которая началась в аэропорту, суждено ли ей закончиться здесь, в другом аэропорту? Куда вы летите? Чем будете заниматься?
— Тем, чем должна заняться. В Балтиморе, в Вашингтоне, в Техасе. Буду делать то, что мне поручили.
— А я? Мне-то ничего не поручили. Я должен вернуться в Лондон, и что мне там делать?
— Ждать.
— Чего ждать?
— Предложений, которые вы почти определенно получите.
— А что я должен делать дальше?
Она улыбнулась той веселой улыбкой, которую он так хорошо знал:
— Будете играть по слуху. Вы сами догадаетесь, что следует делать. Вам понравятся люди, которые к вам придут. Их тщательно отберут. И нам очень важно знать, кто они такие.
— Мне пора. Прощайте, Мэри-Энн.
— Auf Wiedersehen.[10]
В лондонской квартире зазвонил телефон. Исключительно удачный момент, подумал Стэффорд Най.
Звонок прервал его воспоминания как раз в момент их прощания.
— Auf Wiedersehen, — пробормотал он, поднимаясь с кресла, чтобы снять трубку. — Пусть будет так.
Он услышал голос и тотчас же узнал его по присущей ему хрипотце.
— Стэффорд Най?
Он выдал требуемый ответ:
— Нет дыма без огня.
— Мой доктор настаивает, чтобы я бросил курить.
Бедняга, — сказал полковник Пайкавей, — лучше бы ему отказаться от этой мысли. Новости есть?
— О да. Мне обещано тридцать сребреников.
— Проклятые свиньи!
— Да-да, не волнуйтесь.
— И что вы ответили?
— По совету моей старой тетушки я сыграл им на дудочке мотив Зигфрида. Все прошло замечательно.
— Это просто безумие!
— Вы знаете песню «Хуанита»? Мне тоже следует ее выучить, вдруг понадобится.
— Вы знаете, кто такая Хуанита?
— По-моему, да.
— Хм, интересно… В прошлый раз я слышал о ней в Балтиморе.
— Как там ваша греческая девушка, Дафна Теодофанос? Интересно, где она теперь?
— Сидит где-то в аэропорту в Европе и, может быть, ждет вас.
— Большинство европейских аэропортов, кажется, закрыты, потому что они либо взорваны, либо так или иначе повреждены. Взрывчатка, бандиты, бурное веселье.
Мальчишки, девчонки, бежим гулять.
Луна сияет, мешает спать.
Бросай свой ужин, забудь кровать,
Хватай пистолет и айда стрелять!
Крестовый поход детей.
— Я про это мало знаю, помню только про тот поход, в который отправился Ричард Львиное Сердце. Но в некотором роде вся эта ситуация напоминает Крестовый поход детей. Сначала идеализм, идеи христианского мира, освобождающего святой город от язычников, а в конце — смерть, смерть и еще раз смерть. Почти все дети погибли или были проданы в рабство. Сейчас все закончится точно так же, если мы не придумаем, как выручить их из этой заварухи.
Глава 20
Адмирал в гостях у старой приятельницы
— Я решил было, что вы тут уже все поумирали, — сказал адмирал Блант и фыркнул.
Это замечание относилось не к дворецкому, которого ему хотелось бы видеть в проеме этой парадной двери, а к молодой женщине, фамилию которой он никак не мог запомнить.
— На прошлой неделе я звонил вам по меньшей мере четыре раза. Уехали за границу, вот что мне ответили.
— Мы и были за границей. Мы только что вернулись.
— Матильде не следовало бы шататься по заграницам, в ее-то годы. В этих современных самолетах можно умереть от высокого давления, или сердечного приступа, или чего-нибудь еще в этом духе. Снуют туда-сюда, набитые взрывчаткой, которую в них подкладывают арабы, или евреи, или кто-нибудь еще. На безопасность теперь надеяться не приходится.
