Эрл Гарднер - Дело игральных костей
— В котором часу вы вернулись?
— Без четверти одиннадцать. Я уже говорил… Сначала я ждал, что они позвонят, а потом совсем о них забыл и вспомнил лишь за пятнадцать минут до конца смены. И сразу побежал туда.
— Вы хорошо запомнили время, когда принесли заказ?
— Конечно. Я вышел из ресторана в восемь минут девятого и в 20.10 был там. Могу поспорить, что не ошибаюсь больше чем на десять секунд.
— И в ресторане есть электрические часы?
— Да.
— Можете задавать вопросы, — сказал Киттеринг, обращаясь в основном к Перри Мейсону. Ему было интересно, дерзнет ли тот что-нибудь спросить.
— Эти электрические часы ходят правильно? — спросил Мейсон.
— Да. Их даже никогда не приходится подводить.
— Если только временно не отключат электроэнергию?
— Да, это иногда случается, — согласился молодой человек.
— А откуда вам известно, что ее не отключали в тот день?
— На часах есть для этого сигнал, который включается, когда это происходит.
— И этот сигнал постоянно был в поле вашего зрения?
— Да нет… Черт возьми, да что там видеть? Я бы заметил. Я всегда определяю время по этим часам.
— Но ведь вы можете ошибиться?
— Один шанс из десяти тысяч, что это произойдет.
— И все-таки один-то шанс есть? — настаивал адвокат.
— Если вы хотите ставить на один против десяти тысяч — ради Бога, — сказал Бейкер, — но я бы не стал. Ставлю двадцать против одного, что вы проиграете.
По залу пробежал шепот, кое-где раздался приглушенный смех.
— Ладно. Скажите, значит, когда вы вернулись за посудой, вам показалось, что в спальне кто-то есть?
— М-м… Да.
— Как вы думаете, там был Серл?
— Судя по запаху, носовой платок был не его.
— И вы сказали, что посуда была пуста.
— Да, это так.
— В ней ничего не оставалось?
— Она была чиста, как обглоданная кость.
— Должно быть, они были очень голодны?
— Когда заказ доставляется на дом, то еды, как правило, не слишком много. Так, например, не надо нести суп, воду и еще кое-какие мелочи. Тут особо не перетруждаешься. Надо просто сервировать обед и принести его, пока не остыл. Люди съедают в ресторане не так много, как они думают. Например, сначала мы подаем им крекеры и масло и оставляем их ненадолго, пока они ими хрустят. Через некоторое время мы приносим суп и еще позже бутерброды. Получается, что они приступают к главному блюду минут через десять — двадцать после того, как сели за стол, а то и через полчаса. Это время зависит от количества посетителей.
— Вы хотите сказать, что, когда много народу, вы не можете всех терпеливо ждать?
— Нет, — ответил свидетель, — мы, конечно, всегда ждем. Просто если много народу, это означает, что ресторан теряет деньги каждый раз, когда очередной посетитель видит, что здесь большая очередь, и уходит. Поэтому мы стараемся побыстрее впихнуть в клиента еду, чтоб он освободил столик. Однако когда в пустом зале обедают всего два-три человека, это грустная картина. Поэтому мы стараемся их задержать как можно дольше. Тогда прохожие видят наш зал через окно и прикидывают, что здесь хорошее местечко и немного народу.
— Выходит, — с улыбкой сказал Мейсон, — вы утверждаете, что мы, клиенты, служим вам вывеской, если заходим в ресторан в неурочное время?
— Да, вид посетителей в окне — неплохое оформление витрины… если вы об этом, — согласился Бейкер.
— Именно это я имел в виду, — вежливо ответил Мейсон. — Спасибо.
— Следующий свидетель, — объявил Киттеринг, — Вильям Битнер.
Битнер оказался экспертом по почерку и отпечаткам пальцев. Сообщив, что это является его профессией, он принялся нудно рассказывать о результатах своих исследований, демонстрируя фотографии отпечатков пальцев, которые были обнаружены на дверных ручках, ящиках шкафов, на столе и на посуде в квартире убитого.
Он бесконечно долго говорил о том, как был идентифицирован каждый из изображенных на фотографиях отпечатков. После того как рассказ об очередной фотографии заканчивался, она передавалась суду, который в течение некоторого времени производил проверку, после чего процесс повторялся снова и снова. Эта процедура часто прерывалась дотошным Киттерингом, который то и дело хотел удостовериться, что каждая фотография пронумерована и этот номер занесен в протокол.
Покончив более чем с сорока экспонатами, Киттеринг принялся взрывать припасенную «бомбу», действительно мощную, но до некоторой степени утратившую свою взрывную силу, поскольку этот процесс также был слишком затянут периодическим занесением информации в протокол.
— Кто снимал отпечатки пальцев, изображенные на этой карточке? — спросил Киттеринг.
— Я, — ответил свидетель.
— Когда?
— Три дня назад.
— Где?
— В полицейском участке нашего округа.
— Расскажите о них подробнее.
— Это отпечатки пальцев обвиняемого по данному делу. Они сгруппированы попарно в соответствии с принятой практикой. Этот номер на карточке составляется из специальных цифр и используется для классификации.
— Теперь я обращаю ваше внимание на предмет, обозначенный буквой «С», и спрашиваю, есть ли на нем отпечаток пальца, идентичный одному из изображенных на этой карточке?
— Да, сэр.
— Где?
— Здесь, на боковой стенке ящика бюро. Он совпадает с отпечатком среднего пальца правой руки. Я обнаружил двадцать три параметра совпадения.
— Расскажите, пожалуйста, об этих параметрах суду, — предложил Киттеринг.
После того как эксперт замолчал, он начал свою бесконечную речь, беспощадно обрушивая на обвиняемого лавину доказательств, основанных на обнаруженных отпечатках. Олден Лидс величественно восседал в своем кресле, а Перри Мейсон с Деллой Стрит, не находя поводов для протеста, нетерпеливо ерзали, вынужденные пассивно наблюдать, как рушатся последние надежды на то, что обвиняемого оправдают. Наконец приблизился перерыв.
— Сколько времени вам потребуется, господин представитель окружного прокурора, чтоб закончить с этими свидетельствами? — поинтересовался судья Кнокс.
— Возможно, весь завтрашний день, ваша честь.
— Хорошо. Заседание будет продолжено завтра в десять часов. Все это время обвиняемый будет находиться под надзором шерифа.
После того как был объявлен перерыв, Мейсон подошел к Олдену Лидсу и успокаивающе положил руку ему на плечо. На его лице сияла улыбка, однако тихо произнесенные им слова не были ободряющими.
— Вам не следовало от меня ничего скрывать, — сказал Мейсон.
Лидс повернулся к адвокату.
— Я уже не молод, — ответил он, — и мало надеюсь на то, что меня оправдают, да и в случае приговора немного потеряю. Однако я не могу понять, как мои отпечатки оказались в его квартире. Я не убивал Джона Миликанта. Он… Мы должны доказать, что, когда я выходил от него, он был жив и здоров.
