Агата Кристи - Почему не Эванс?
– Он забыл в доме трость, и ему пришлось вернуться за ней.
Бобби нахмурился и усиленно размышлял.
– Послушай, Фрэнки, а что, если на самом деле Николсон застрелил Бэссингтон-ффренча?
– Уговорив сначала написать прощальное письмо?
– Я думаю, нет ничего легче, чем подделать его. Изменение почерка отнесли бы на счет волнения.
– Что верно, то верно. Ну-ну, продолжай, мысль интересная.
– Николсон убивает Бэссингтон-ффренча, оставляет прощальное письмо и смывается, заперев дверь, а несколько минут спустя появляется снова, как будто только что пришел.
Фрэнки с досадой покачала головой.
– Догадка неплохая, но ничего не выйдет. Во-первых, ключ был в кармане у Бэссингтон-ффренча…
– Кто его там нашел?
– Да Николсон же и нашел!
– Ну вот. Прикинуться, что ты отыскал ключ в кармане, – пара пустяков.
– Ты забыл, что я следила за ним. Я уверена: ключ был в кармане.
– Именно так и говорит человек, наблюдающий за фокусником: «Я видел, как кролика вынимают из шляпы!» Если Николсон – преступник высокого класса, ему ничего не стоит проявить такую ловкость рук.
– Может быть, тут ты и прав, но, честно говоря, Бобби, такое просто невозможно. Сильвия Бэссингтон-ффренч сама была в доме, когда раздался выстрел. Едва услышав его, она выбежала в холл. Если б Николсон выстрелил и вышел через дверь кабинета, она бы непременно его увидела. Кроме того, она сказала нам, что он приблизился к дому по подъездной аллее. Она видела, как он шел. Когда мы забежали за дом, она пошла ему навстречу и привела его к окну кабинета. Нет, Бобби, как это ни огорчительно, но у Николсона алиби.
– Я принципиально не верю людям, у которых есть алиби, – сказал Бобби.
– Я тоже. Но я не вижу способа опровергнуть это алиби.
– Да. Сильвии поверят на слово.
– Уж это точно.
– Значит, придется согласиться, что это самоубийство. – Бобби вздохнул. – Бедняга… На каком фронте мы теперь наступаем?
– Кеймены, – отвечала Фрэнки. – Не знаю даже, как мы могли упустить их из виду? У тебя остался адрес, с которого Кеймен написал тебе, так ведь?
– Да. Тот же самый, какой они сообщили на дознании. Сент-Леонардс-Гарденз, 17, Паддингтон.
– Ты согласен, что мы не уделили должного внимания этой стороне дела?
– Всецело. Но, знаешь ли, Фрэнки, я почти на сто процентов уверен, что ты застанешь гнездо уже пустым. По-моему, Кеймены – не младенцы.
– Даже если они и умотали, я, возможно, что-нибудь о них разузнаю.
– Почему ты говоришь «я»?
– Потому что я снова считаю, что тебе лучше не высвечиваться. Точно так же, как и тогда, когда мы думали, что преступник – Роджер, и собирались сюда. Тебя они знают, а меня нет.
– И как же ты собираешься с ними познакомиться? – спросил Бобби.
– Я буду играть в политику, – сказала Фрэнки. – Призывать голосовать за кандидата от тори. Я приду к ним с листовками.
– Неплохо, – сказал Бобби. – Но, как я уже говорил, ты увидишь, что птички улетели. Теперь нужно позаботиться о Мойре.
– Боже мой! – воскликнула Фрэнки. – Я совсем о ней забыла.
– Я это заметил, – с некоторой холодностью сказал Бобби.
– Ты прав, – задумчиво сказала Фрэнки, – с ней надо что-то делать.
Бобби кивнул. Этот странный неотвязный образ встал перед его мысленным взором. В нем было что-то трагическое. Он всегда это чувствовал, с того самого первого мгновения, когда вытащил фотографию из кармана Алана Карстэрса.
– Видела бы ты ее в тот вечер, когда я впервые пошел в Грейндж! – сказал он. – Она была вне себя от страха, и, скажу тебе, Фрэнки, она права: это не нервы и не фантазии или что-нибудь такое. Если Николсон хочет жениться на Сильвии Бэссингтон-ффренч, должны быть устранены два препятствия. Одного уже нет. У меня такое чувство, что жизнь Мойры висит на волоске и что любое промедление может оказаться роковым.
Серьезность его слов отрезвила Фрэнки.
– Мой дорогой, ты прав, – сказала она. – Мы должны действовать быстро. Что будем делать?
– Надо убедить ее покинуть Грейндж. Немедленно.
Фрэнки кивнула.
– Я вот что тебе скажу. Ей лучше уехать в Уэльс, в наш Замок. Видит бог, там она была бы в безопасности.
– Лучше ничего не придумаешь, если ты сумеешь это устроить.
– Ну, это довольно просто. Отец никогда не замечает, кто приезжает и уезжает. Мойра ему понравится, она бы понравилась любому мужчине. Такая женственная. Просто поразительно, до чего мужчины любят беспомощных женщин.
– Не думаю, что Мойра такая уж беспомощная, – сказал Бобби.
– Вздор. Она как маленькая пташка, которая сидит и ждет, когда ее проглотит змея, а сама ничего не предпринимает.
– А что она может сделать?
– Да мало ли чего, – задумчиво сказала Фрэнки.
– Ну, я не знаю. У нее нет денег, нет друзей…
– Не бубни, мой дорогой. Ты ведь не рекомендуешь нового члена в общество покровительства девушкам.
– Прости, – сказал Бобби.
Фрэнки обиженно молчала.
– Ладно, – сказала она, приходя в себя, – я думаю, нам лучше не мешкая заняться этим делом.
– Я тоже, – согласился Бобби. – Нет, правда, Фрэнки, это ужасно мило с твоей стороны, что ты…
– Оставь, – оборвала его девушка. – Я ничего не имею против дружбы с женщиной, если только ты не будешь распускать нюни, говоря о ней. Можно подумать, у нее нет ни рук, ни ног, ни языка, ни мозгов.
– Я просто не понимаю тебя, – пробормотал Бобби.
– Ладно, не будем об этом, – сказала Фрэнки. – Итак, что бы мы ни решили, надо поторапливаться, я так думаю. Это какая-то цитата?
– Это вольное изложение цитаты. Продолжайте, леди Макбет.
– Ты знаешь, – заговорила Фрэнки, ни с того ни с сего уходя от темы, – я всегда считала, что леди Макбет побуждала мужа совершать все эти убийства просто потому, что ей смертельно наскучила жизнь, как, впрочем, и сам Макбет. Я уверена, он был из тех кротких безобидных дядюшек, которые занудством доводят жен до умопомрачения. Но, совершив первое убийство в своей жизни, он возомнил себя эдаким удальцом и заразился манией величия, возместившей прежний комплекс неполноценности.
– Тебе бы следовало написать об этом книгу, Фрэнки.
– У меня плохо с правописанием. Ну, так на чем мы остановились? Ах да, спасение Мойры. Ты лучше подай машину в половине одиннадцатого. Я подъеду к Грейнджу, спрошу Мойру, а если при нашей встрече будет присутствовать Николсон, я напомню, что она обещала погостить у меня, и тут же ее увезу.
– Превосходно, Фрэнки, я рад, что мы не теряем времени зря. Боюсь, как бы не случилось еще одно несчастье.
– Значит, в половине одиннадцатого.
Она вернулась в Мерроуэй-Корт в половине десятого. Только что подали завтрак, и Роджер наливал себе кофе. Он выглядел больным и изнуренным.
