Агата Кристи - Смерть приходит в конце
— Разве ты не боишься, Кайт?
— Нет, не боюсь, — задумчиво ответила Кайт. — Если с Имхотепом что-нибудь случится, о детях позаботится Хори. Хори — человек честный, он будет им хорошим опекуном.
— Опекуном станет Яхмос.
— Яхмос тоже умрет.
— Кайт, как ты можешь говорить об этом так спокойно? Неужели тебе безразлично, умрут отец и Яхмос или нет?
Минуту-другую Кайт размышляла. Потом пожала плечами.
— Мы обе женщины, так что давай будем друг с другом откровенны. Имхотепа я всегда считала деспотичным и несправедливым. А как возмутительно он показал себя в истории с наложницей — позволил ей уговорить себя лишить наследства собственных детей. Я никогда не испытывала привязанности к Имхотепу. Что касается Яхмоса, то он пустое место. Сатипи делала с ним что хотела. Потом, когда она умерла, он повел себя более решительно, стал распоряжаться. Но он всегда будет относиться к своим детям лучше, чем к моим, что вполне естественно. Поэтому, если ему суждено умереть, это будет только на благо моим детям — вот какой я делаю вывод. У Хори детей нет, и человек он справедливый. В том, что творится у нас в доме, конечно, ничего хорошего нет, но в последнее время я начала думать, что в конечном итоге оно, может, и к лучшему.
— Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать, Кайт, когда твой собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?
Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила на Ренисенб взгляд, в котором явно сквозила презрительная усмешка.
— Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой же ребенок, клянусь, как она.
— Ты не оплакиваешь смерть Себека, — медленно произнесла Ренисенб. — Я это заметила.
— Оставь, Ренисенб, меня не в чем, упрекнуть. Я знаю, как должна вести себя вдова, только что потерявшая мужа.
— Да, упрекнуть тебя не в чем… Значит, ты не любила Себека?
— А почему я должна была его любить? — пожала плечами Кайт.
— Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!
Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двух увлеченных лепкой мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки и что-то лепеча, малышка Анх.
— Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но в остальном, что он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он не привел в дом новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем нам в помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратил медные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье, что Имхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться в заключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь и уважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только для рождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб, передаем детям все, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны участвовать в зачатии, а потом дело их — пусть умирают… — Словно заключительным музыкальным аккордом снова прозвучали в голосе Кайт презрение и насмешка. Ее некрасивое лицо преобразилось, стало значительным.
Ренисенб охватило смятение. «Какая Кайт сильная! Если она и глупая, то это самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне бы давно следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна на угрозу. Да, Кайт сильная…»
Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли и месили глину — сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала об Ипи и о сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да, руки Кайт вполне могли это сделать…
Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайт кинулась к ней, схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лице были любовь и нежность.
— Что случилось? — выбежала на галерею Хенет. — Ребенок так громко кричал. Я было решила…
И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытства лицо вытянулось: очередной беды не случилось.
Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.
Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно, страшнее?
3
— Берегись Кайт, Яхмос.
— Кайт? — удивился Яхмос. — Дорогая моя Ренисенб…
— Говорю тебе, она опасна.
— Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорной женщиной, не очень умной…
— Она не кроткая и не покорная, — перебила его Ренисенб. — Я ее боюсь, Яхмос. И прошу тебя быть начеку.
— Боишься Кайт? — еще раз удивился он. — Представить себе не могу, чтобы все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.
— По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знать яды. А как тебе известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются и передают эти знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовить снадобья из ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когда дети болеют, она сама готовит им лекарства.
— Да, это верно, — задумался Яхмос.
— И Хенет тоже злая, — продолжала Ренисенб.
— Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правде говоря, если бы отец за нее не заступался…
— Отец обманывается в ней, — сказала Ренисенб.
— Вполне возможно. — И сухо добавил:
— Он любит лесть.
Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ей довелось услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительном тоне. Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.
Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. За последние недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, принимать решения. Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд у него затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.
— Ты думаешь, что она… — Ренисенб умолкла. Оглядевшись, она продолжала:
— Ты думаешь, что это она…
— Молчи, Ренисенб, — схватил ее за руку Яхмос. — Об этом не следует не только говорить, но и шептать.
— Значит, ты думаешь…
— Молчи. Мы кое-что придумали, — мягко, но настойчиво повторил Яхмос.
Глава 22
Второй месяц Лета, 17-й день
1
На следующий день был праздник новолуния. Имхотепу предстояло подняться наверх, чтобы совершить обряд жертвоприношения. Яхмос уговаривал отца доверить это на сей раз ему, но Имхотеп и слушать не хотел.
— Откуда мне знать, что все будет сделано, как следует, если я сам обо всем не позабочусь? — тщился он напустить на себя былую важность. — Разве я когда-либо позволял себе уклониться от своих обязанностей? Не я ли добывал вам всем хлеб насущный, не я ли содержал вас всех?.. — Голос его упал. — Всех? Кого всех? Ах да, я забыл, два моих сына — красавец Себек и любимый мною отважный Ипи — ушли навсегда. Яхмос и Ренисенб, дорогие мои дети, вы по-прежнему со мной, но кто знает, надолго ли?
— Будем надеяться, что надолго, — отозвался Яхмос. Он говорил громче, чем обычно, словно обращался к глухому.
— А? Что? — Имхотеп, казалось, был не в себе. Потом вдруг ни с того, ни с сего добавил:
— Это зависит от Хенет, верно? Да, все зависит от Хенет.
Яхмос и Ренисенб переглянулись.
— Я не понимаю тебя, отец, — тихо, но отчетливо сказала Ренисенб.
Имхотеп пробормотал что-то еще, чего они не расслышали. Потом громче, но глядя перед собой пустыми и тусклыми глазами, заявил:
— Хенет меня понимает. И всегда понимала. Она знает, как велики мои обязанности, как велики… А взамен всегда одна неблагодарность… Отсюда и возмездие. Так и должно быть. Высокомерие заслуживает наказания. Хенет же всегда была скромной, покорной и преданной. Ей причитается награда…
И, собрав последние остатки сил, спросил властным голосом:
— Ты понял меня, Яхмос? Хенет вправе требовать всего, что захочет. Ее распоряжения следует выполнять!
— Но почему, отец?
— Потому что я так хочу. Потому что, если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома.
И, многозначительно кивнув головой, удалился, оставив Яхмоса и Ренисенб в полном недоумении и тревоге.
— Что это значит, Яхмос?
— Не знаю, Ренисенб. Порой мне кажется, что отец не отдает себе отчета в том, что говорит или делает.
— Возможно. Зато, по-моему, Хенет чересчур хорошо знает, что говорит или делает. Лишь на днях она заявила мне, что в самом скором времени она будет щелкать кнутом у нас в доме.
Они стояли и смотрели друг на друга. Потом Яхмос положил руку на плечо Ренисенб.
— Не ссорься с ней, Ренисенб. Ты не умеешь скрывать своих чувств. Ты слышала, что сказал отец? Если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома…
2
Сидя на корточках в одной из кладовых, Хенет пересчитывала куски полотна. Это были старые холстины, и, заметив на одной из них метку, она поднесла ее к глазам.
— Ашайет, — прочитала она. — Значит, это ее холст. Тут вышит и год нашего приезда сюда. Много лет прошло с тех пор. Знаешь ли ты, Ашайет, на что сейчас идут твои холстины? — Она захихикала, но тут же, словно поперхнувшись, умолкла, ибо услышала за спиной чьи-то шаги.
