Агата Кристи - Щелкни пальцем только раз
– Пруденс Каули? Ты хочешь сказать...
– Ну конечно. Просто... просто я удивилась. Ведь это же мамины имя и фамилия, правда? То есть это раньше ее так звали.
– Ну конечно.
– Я всегда забываю про Пруденс. Мы ведь никогда ее так не называли – ни ты, ни я, ни Дерек.
– Верно, это имя никак не ассоциируется с твоей матерью.
– Знаю, знаю. Я просто подумала... странно как-то. Ты не считаешь, что это как-то связано с ней?
– Вполне возможно. А где это случилось?
– По-моему, в газете написано, что больница находится в Маркет-Бейзинге. Я почему-то беспокоюсь, хотя понимаю, что это страшно глупо. Мало ли людей с фамилией Каули, а Пруденс на свете сколько угодно. И все-таки я решила тебе позвонить и выяснить. Удостовериться в том, что мама дома и с ней все в порядке.
– Понятно, – сказал Томми. – Все понятно.
– Ну скажи, папа, она дома?
– Нет, дома ее нет, и я совершенно не уверен, что с ней все благополучно.
– Что ты говоришь! – воскликнула Дебора. – Где же она и что делает? Ты, наверное, был в Лондоне по своим дурацким секретным делам столетней давности, чесал язык со старыми приятелями.
– Ты совершенно права, я вернулся только вчера вечером.
– И обнаружил, что мамы нет дома, или ты знал, что ее не будет? Ну же, пап, рассказывай. Я же чувствую, что ты встревожен. Прекрасно чувствую. Что произошло? Мама наверняка снова что-то затеяла, ведь так? Лучше бы сидела тихо и мирно дома, ведь она уже не молоденькая.
– Ей не дает покоя одно обстоятельство, связанное со смертью тетушки Ады, твоей двоюродной бабушки.
– Что это за обстоятельство?
– Одна из пациенток этого дома сказала ей нечто такое, что ее обеспокоило. Эта старушка много чего говорила, и твоя мама стала опасаться за ее жизнь. И вот, когда мы приехали в приют разобрать вещи твоей двоюродной бабушки, мы решили поговорить с этой дамой, и тут выяснилось, что она довольно неожиданно уехала оттуда.
– Но что же тут странного? Это вполне естественно.
– Ее забрали родственники.
– И это тоже естественно. С чего это маме вздумалось волноваться?
– Она вдруг решила, что с этой старушкой что-то случилось.
– Понятно.
– Боюсь, что это звучит несколько драматично, но старушка исчезла. Все было обставлено наилучшим образом: подтверждено стряпчими, банком и так далее. Беда только в том, что мы не могли найти концов, так и не сумели выяснить, куда же она девалась.
– Ты хочешь сказать, что мама отправилась на поиски?
– Да. И не вернулась, как обещала, хотя накануне позвонила и предупредила, что приедет. Это было два дня назад.
– И о ней ничего не известно?
– Ничего.
– Неужели ты не мог как следует за ней приглядеть, чтобы она во что-нибудь не впуталась? – строго проговорила Дебора.
– За ней невозможно уследить. Это не под силу ни одному человеку. И тебе тоже, Дебора, если хочешь знать. Тебе известно, как она отправилась на войну и делала такие вещи, которые ее не касались и заниматься которыми ей было совершенно не обязательно.
– Но ведь сейчас дело обстоит совсем по-другому. Она ведь совсем старая. Должна бы сидеть дома и беречь себя. Я думаю, ей просто стало скучно. В этом все дело.
– Ты говоришь, больница в Маркет-Бейзинге? – спросил Томми.
– Мелфордшир. От Лондона час-полтора езды. На поезде.
– Правильно, – сказал Томми. – А рядом с Маркет-Бейзингом есть деревушка под названием Сэттон-Чанселор.
– При чем тут эта деревушка?
– Это долгая история, сейчас некогда рассказывать. Она связана с картиной, на которой изображен дом, стоящий на канале.
– Я что-то плохо тебя слышу. О чем ты говоришь?
– Неважно, сейчас буду звонить в эту больницу в Маркет-Бейзинге, постараюсь все выяснить. У меня такое чувство, что это наверняка твоя мама. При сотрясении мозга люди часто вспоминают то, что с ними случалось в детстве, и только потом, медленно и постепенно, к ним возвращается настоящее. Она вспомнила свою девичью фамилию. Вполне возможно, что она попала в аварию, однако нисколько не удивлюсь, если кто-то стукнул ее по голове. Именно такие вещи случаются с твоей матерью. Она любит вмешиваться в чужие дела. Как только что-нибудь узнаю, немедленно тебе сообщу.
Сорок минут спустя Томми взглянул на часы и с тяжелым вздохом опустил трубку на рычаг. В это время появился Альберт.
– Что же с вашим обедом, сэр? – спросил он. – Вы ничего не ели, а я должен покаяться, начисто забыл про эту курицу. От нее ничего не осталось – сплошной уголь.
– Есть я не хочу, но мне необходимо выпить. Принесите мне двойное виски.
– Несу, сэр, – отозвался Альберт.
Через несколько минут Альберт принес требуемое и поставил рядом со старым, но очень удобным креслом, в котором уютно устроился Томми.
– А теперь, – сказал он, – я должен вам все рассказать.
– Дело в том, сэр, – сказал Альберт извиняющимся тоном, – что я уже почти все знаю. Понимаете, поскольку я понял, что дело касается хозяйки, я взял на себя смелость поднять телефонную трубку, которая находится в спальне. Я надеялся, что вы не станете меня упрекать, ведь речь идет о хозяйке.
– Я вас не упрекаю, – сказал Томми. – Действительно, если бы пришлось объяснять все сначала...
– Вы дозвонились до больницы, верно? Говорили и с доктором, и со старшей сестрой.
– Нет нужды повторять все сначала.
– Больница в Маркет-Бейзинге, – недоумевал Альберт. – Она никогда не говорила об этом городе. И адреса такого не оставляла.
– Вполне возможно, что она туда и не собиралась ехать, – сказал Томми. – Насколько можно судить, ее треснули по кумполу в каком-нибудь никому не известном месте. А потом погрузили в машину и выбросили на краю дороги, чтобы кто-нибудь ее подобрал. Считалось бы, что это обычный случай: сбили и быстренько смылись от греха подальше. Завтра разбудите меня в половине седьмого, – добавил он. – Я хочу выехать пораньше.
– Прошу прощения за подгоревшую курицу, сэр. Я поставил ее в духовку, чтобы подогреть, и забыл.
– Бог с ней, с курицей, – сказал Томми. – Я всегда считал, что они глупые птицы, вечно оказываются на дороге, квохчут и лезут под колеса. Закопайте ее завтра утром, да поторжественнее.
– Хозяйка не очень серьезно пострадала? Опасности для жизни нет, сэр? – спросил Альберт.
– Уймите свою буйную фантазию, – посоветовал ему Томми. – Если бы вы слушали как следует, вы бы поняли, что она уже пришла в себя, вспомнила, кто она и где находится, и они обещали держать ее там до моего приезда, а тогда уже я сам о ней позабочусь. Она ни в коем случае не сможет удрать и снова заняться своими идиотскими расследованиями.
– Кстати, о расследованиях, – проговорил Альберт, деликатно кашлянув.
– Мне не особенно хочется касаться этой темы, – заявил Томми. – Забудьте о них, Альберт. Если вам нечем заняться, попробуйте научиться выращивать цветы на балконе или займитесь изучением бухгалтерии.
– Нет, я просто подумал... Я говорю о ключах...
– Ну и что о ключах?
– Я просто размышлял.
– Именно отсюда идут все беды в жизни. От размышлений.
– Ключи к этой истории. Картина, к примеру. Ведь это же ключ, разве не так?
Томми заметил, что Альберт снова повесил картину с домом на прежнее место.
– Если вы считаете, что картина – это ключ, то как вы думаете – к чему? – Он слегка покраснел из-за неловкости произнесенной им фразы. – Я хочу сказать: что все это значит? Это же должно что-нибудь означать. Я думаю, – продолжал Альберт, – если вы извините меня за то, что я собираюсь сказать...
– Выкладывайте, Альберт.
– Я вот подумал о письменном столе.
– О письменном столе?
– Да. О том, который привезли сюда вместе с маленьким столиком, двумя креслами и другими вещами. Вы ведь говорили, что этот стол – фамильная вещь, верно?
– Он принадлежал тетушке Аде.
– Вот о нем я и подумал, сэр. Именно в таких местах и отыскиваются ключи. В старых столах. Во всяких старинных предметах.
– Вполне возможно, – согласился Томми.
– Это, конечно, не мое дело, я понимаю, и мне, наверное, не следовало вмешиваться, но, пока вас не было, я невольно поинтересовался. Я просто обязан был посмотреть.
– Что? Посмотреть, что находится в столе?
– Да, посмотреть, нет ли там чего-нибудь, что может оказаться ключом. В старых столах бывают тайники.
– Возможно, – снова согласился Томми.
– Ну и вот. Там и может скрываться ключ. Запертый в секретном ящичке.
– Интересная идея. Но, насколько я понимаю, у тетушки Ады не было никаких оснований прятать что-то в тайниках.
– С этими старыми дамами никогда нельзя быть уверенным. Они любят прятать вещи. Совсем как сойки или сороки. Не помню, которые из них. Там может оказаться тайное завещание или еще что-нибудь в этом же роде, написанное симпатическими чернилами, или же драгоценности.
– Прошу прощения, Альберт, но боюсь, что я должен вас разочаровать. Я совершенно уверен, что в старом письменном столе, принадлежавшем дядюшке Уильяму, не может быть ничего подобного. Обыкновенный старик, который и всегда-то отличался скверным характером, а под конец жизни к тому же оглох и немного спятил.
