Агата Кристи - Смерть на Ниле
Наступило молчание. Первым заговорил Рэйс:
– Куда же делась первая пуля, которую Жаклина пустила в Дойля?
– Я думаю, она попала в стол. В столе есть свежая царапина. Наверное, Дойль успел вытащить пулю перочинным ножом и выкинуть ее в окно.
Корнелия шумно вздохнула.
– Они все учли! Ужасно.
Пуаро молчал. Но глаза его говорили: «Вы ошибаетесь. Они не учли Эркюля Пуаро!» Вслух он сказал:
– А сейчас, доктор, нам надо побеседовать с вашим пациентом.
29
Поздно вечером Эркюль Пуаро подошел к двери каюты и постучал.
– Войдите, – ответили ему.
Жаклина де Бельфорт была не одна, высокая красивая стюардесса следила за ней. Жаклина задумчиво смотрела на Пуаро, показала на стюардессу:
– Можно, она уйдет.
Пуаро кивнул женщине, и та удалилась. Он подвинул стул поближе к Жаклине и сел. Оба молчали. Пуаро был грустен. Первой нарушила молчание девушка:
– Что ж, – сказала она, – вот и конец Вы оказались слишком умны для нас, мсье Пуаро.
Он вздохнул, сел поудобнее, хрустнул пальцами и молчал.
– Но все-таки, – задумчиво заговорила она, – у вас не хватает доказательств. Вы, разумеется, правы, но если бы мы попытались вас запутать…
– Нет, мадемуазель, вам бы это не удалось. Все могло произойти только так.
– Да, и это понятно человеку, мыслящему логично, но для присяжных ваша версия не прозвучит убедительно. Ах, теперь уже ничего не поделаешь! Вы обрушились на Симона, и он тотчас же раскололся, как орех. Он потерял голову, бедная моя овечка, и во всем сознался.
– Она покачала головой.
– Он не умеет проигрывать.
– Зато вы, мадемуазель, умеете.
Она вдруг засмеялась, странно, вызывающе и весело.
– О да, терять я умею. Не надо, мсье Пуаро, не огорчайтесь, не грустите обо мне. Ведь вы грустите, вам жаль меня, правда?
– Да, мадемуазель.
– Но вы не отпустите меня? Вам такое даже не пришло в голову.
Эркюль Пуаро спокойно ответил:
– Нет.
– Хотите, я расскажу все с самого начала?
– Если вы можете, мадемуазель.
– Да, мне хочется. Знаете, все очень просто. Мы с Симоном любили друг друга…
– Она проговорила это будничным тоном, но Пуаро почувствовал, как это ей важно.
– И для вас, – подсказал он, – было достаточно просто любить, для него же этого оказалось мало.
– Да, но вы не до конца понимаете Симона. Он всегда хотел иметь деньги, безнадежно хотел. Ему нравится все то, что достается вместе с деньгами – лошади, яхты, машины, красивые вещи. Но ему не суждено было их иметь. А Симон такой простодушный. Он, как ребенок, понимаете, уж если что захочет, то до смерти. Но все равно, никогда ему в голову не приходило жениться на богатой. А потом мы встретились, и все было решено между нами. Мы только не представляли себе, каким образом нам удастся пожениться. У него была приличная работа, но он ее потерял. Он попытался что-то там подделать, и его сразу уличили. Он остался без работы, и тут я подумала о Линнет и новом поместье. Я бросилась к ней. Поверьте, мсье Пуаро, я любила Линнет, по-настоящему любила. Она была моим лучшим другом, и я представить себе не могла, что между нами когда-нибудь вспыхнет вражда. Она была богата, и я думала: какая она счастливая. Для нас с Симоном было очень важно получить для него это место. И она так мило согласилась и велела привезти его к ней. В тот вечер вы и увидели нас в ресторане «Шезматант». Мы устроили пир, хотя нам это было совсем не по карману, – она вздохнула, помолчала, а потом снова заговорила:
– То, что я сейчас скажу, чистейшая правда, мсье Пуаро. Линнет умерла, но это ничего не меняет. Поэтому мне даже не жаль ее. Она сделала все, чтобы отобрать у меня Симона. Это чистейшая правда! Мне кажется, она даже не подумала обо мне. Я была ей другом, но ей было наплевать. Она очертя голову ринулась к Симону. А ему она ничуть не нравилась. Я говорила вам про блеск и ореол. Это все чепуха. Ему она была не нужна. Он находил ее хорошенькой, но очень высокомерной. Он терпеть не может высокомерных женщин. Ему было жутко неловко с нею. Однако мысль о ее деньгах появилась у него.
Я все поняла, разумеется… и однажды предложила: почему бы ему не расстаться со мной и не жениться на Линнет. Сначала он и слушать не хотел. Ему нужны деньги, но не от богатой жены, которая станет выдавать ему на расходы. А кроме того, сказал он, ему не нужен никто, кроме меня. Но однажды я почувствовала, как у него в уме зародилась эта идея, в глазах появился странный блеск, и он сказал: «Если бы мне повезло и я бы женился на ней, а потом бы она умерла и оставила мне все свои денежки…»
И он все чаще говорил об этом, то так, то этак, и как бы было здорово, если бы Линнет умерла. Я возмутилась, и он замолчал. Но однажды я увидела у него книжку про отравления, он засмеялся и сказал, что такая возможность бывает только раз и что, может быть, больше никогда не удастся ему даже увидеть столько денег.
Он принял решение, а я испугалась. Понимаете, он ведь не сумел бы. Он совсем дитя, и никакого воображения. Он бы просто отравил ее. Ведь он привык, что ему все сходит с рук. Ну и мне пришлось вмешаться в это дело и помочь ему. Я стала думать и думать и придумывать план. Нужно было найти такой ход, чтобы получилось двойное алиби, то есть Симон и я – мы обвиним друг друга, и тем самым реабилитируем себя.
Мы очень тщательно все продумали, но он вдруг проявил инициативу и написал кровью на стене эту дурацкую букву «Ж». Вот такая мелодрама в его вкусе.
– Да, – Пуаро кивнул головой, – не ваша вина, что у Луизы Бурже была бессонница… А дальше, мадемуазель.
Она прямо посмотрела ему в глаза.
– Да, – сказала она.
– Дальше страшно, не правда ли? Самой не верится – неужели это я? Вот это как – открыть сердце злу…
Луиза дала понять Симону, что ей все известно. По просьбе Симона вы привели меня. Как только мы остались одни, он объяснил мне, что надо делать. Если бы вы знали, как мне было страшно, смертельно страшно… Значит, вот она, расплата за убийство. Мы с Симоном были в безопасности, в полной безопасности, и вдруг эта проклятая шантажистка.
Я прикинулась покорной, униженной и понесла их ей, все деньги, которые нам удалось собрать. Но когда она стала их пересчитывать, я…
И опять неудача! Меня заметила миссис Оттерборн. Она с победоносным видом выкатилась на палубу и отправилась разыскивать вас. Мне некогда было раздумывать. Я метнулась за ней, как ветер. Опять мы оказались на волоске от гибели, у меня не было другого выхода…
Она снова замолкла, потом добавила:
– Очевидно, стюардесса следит, чтобы я не повесилась или не проглотила яд, как это делается в романах. Не волнуйтесь. Я так не поступлю.
Пуаро встал.
30
Рано на рассвете «Карнак» подходил к Шелалу. Мрачные скалы подступали к самой воде. «Какое мрачное место», – подумал Пуаро.
К нему подошел Рэйс.
– Ну вот, – сказал он.
– Наша работа закончена.
Я обо всем договорился. Ричетти уведут с парохода первым. Рад, что нам удалось его поймать.
– Ничего удивительного, – сказал Пуаро.
– Преступники такого типа тщеславны, как дети, если их гордость задета, они лопаются, как мыльные пузыри.
– Дойль заслужил виселицу, – сказал Рэйс. Пуаро покачал головой.
– Говорят, любовь все оправдывает, все, но это неверно. Женщины, которые способны любить, как Жаклина, – опасны. В первый раз, когда я увидел их вместе, я подумал: «Эта малышка слишком любит его!» – и был прав.
К ним подошла Корнелия Робсон.
– Вот мы и приехали!
– Она помолчала.
– Я была у нее.
– У мадемуазель де Бельфорт?
– Да, я подумала, как ужасно сидеть взаперти под надзором стюардессы. Наверное, кузина Мэри вне себя от злости.
К ним торжественно приближалась мисс Ван Скулер.
– Корнелия, – гневно провозгласила она, – вы поступили возмутительно. Я немедленно отсылаю вас домой.
– Простите меня, кузина Мэри, – Корнелия глубоко вздохнула.
– Я не поеду домой, я выхожу замуж.
– Значит, образумилась в конце концов! – проворчала старуха.
Рядом с ними неожиданно возник Фергюсон.
– Что я слышу, Корнелия! Неужели правда?
– Разумеется, – ответила Корнелия.
– Я выхожу замуж за доктора Бесснера. Вчера вечером он сделал мне предложение.
– Вы идете за него потому, что он богат?
– Вовсе нет, – возмутилась Корнелия.
– Он мне нравится, он добрый, он так много знает. Я буду помогать ему в клинике. Меня всегда интересовала медицина, а на вас нельзя положиться, вы человек, с которым трудно жить.
– Но у него такой толстый живот, и он старый!
– Совсем он не старый, ему еще нет пятидесяти, и внешность ничего не значит, я и сама не красавица.
Сказав это, она ушла.
Пароход причалил к пристани. Там уже ожидал наряд полиции. Пассажиров попросили не сходить на берег до особого распоряжения. Первым по трапу спустился Ричетти, мрачный, с потемневшим лицом. Его сопровождали два механика. Затем по палубе пронесли на носилках Дойля, Он переменился до неузнаваемости: униженный, испуганный человек, в котором не осталось и следа от былой юношеской самоуверенности. Жаклина де Бельфорт, осунувшаяся и бледная, догнала носилки.
