Джон Карр - Ведьма отлива
– Говорили, и не раз. Вы меня поняли насчет притворства? Впрочем, вы уже старый…
– Я достаточно стар, чтобы быть вашим отцом, – сказал Эббот. – И я еще способен задать вам такую порку, что вы запомните ее на полгода.
– Это да, мистер Каллингфорд Эббот, и потом хорошо заплатите мне, чтобы дело не дошло до суда.
Монокль Эббота опять повис на шнурке. Он потянулся к горлу Хэла.
– Спокойно! – сказал Гарт. – Возьмите себя в руки, я вам говорю!
В чем дело, Нанки? – обратился к нему Хэл. – Я извинился, так? Я стараюсь для вас и старушки Бет как могу, так?
– Хэл, тебе лучше уйти. Хотя погоди немного. Если бы понадобилось, ты бы поклялся, что ты и Майкл Филдинг самым галантным образом ухаживали за миссис Боствик и что она отказала вам обоим?
– Гарт, – сказал Эббот, – неужели и вы тоже утратили все понятия о приличиях?
– Тихо! Хэл, ты и Майкл согласились бы дать такие показания?
– Могу держать пари, Майкл возражал бы. У него в роду пасторов больше, чем на двадцати страницах Крокфорда, и он собирается стать доктором, как и вы. Однако, если я получу кое-что в компенсацию за свои хлопоты, я не против.
– Ты получишь компенсацию, я обещаю. («Держитесь, Эббот!») Это все, Хэл. Спасибо.
Хэл выскочил, оставив дверь открытой, снова донеслись звуки музыки. Эббот с сердцем захлопнул ее. Повисла пауза.
– Извините, – через мгновение проворчал Эббот. – очень глупо с моей стороны. Вспылил.
– Все в порядке.
– Вы обошлись со мной сегодня так же, – сказал Эббот, – как я обошелся с вами вчера, когда вам хотелось свернуть шею Твиггу. Ну, вернемся к нашим баранам. Все одно и то же! «Сексуальные вкусы». Прямо так и говорится! Куда идет мир?
– Я теперь понимаю, что Майкл Филдинг не такая уж юная невинность. Придется немного по-иному разложить карты для нашей встречи. Нам не нужна Марион, и тем более Винс.
– Хм… Этот ваш план, хотелось бы верить, включает в себя объяснение убийства?
– О да. И в этом вся загвоздка.
– Фу-ты! Но…
– Я не сказал, что эту тайну трудно разгадать, совсем нет. Я сказал, что в этом вся загвоздка.
– Вы заметили, – уже спокойней поинтересовался Эббот, – что говорите совсем так же, как принц Ариман в одном из ваших рассказов?
– Простите. – Гарт посмотрел на часы. – Эббот, мы должны поспешить. Поезд уже прибыл. Как бы ни повернулась судьба, мы приблизимся к разгадке. Вы готовы?
Яркое солнце ослепило их на набережной. Шелест аплодисментов стоящих и сидящих вокруг эстрады зрителей приветствовал окончание попурри из мелодий Гилберта и Салливана. Аплодисменты, не слишком бурные, но и не холодные, не равнодушные, не экстравагантные, соответствовали небу, морю и порядку вещей.
На набережной вовсю звонили в свои звонки велосипедисты. Каллингфорд Эббот и Дэвид Гарт прошествовали мимо эстрады в сторону отеля «Палас».
Эббот о чем-то размышлял, но был уже не так мрачен и грозен, как прежде. Когда на них налетел какой-то ребенок с обручем и с испуганным криком «Пожалуйста, сэр!» отскочил, Эббот сунул руку в карман и дал ребенку даже не шестипенсовик, а золотой соверен. А потом, когда они уже почти добрались до Виктория-авеню, оркестр вдруг грянул «Страна надежды и славы».
Не нашлось никого из расположившихся вокруг эстрады, кто не выпрямился бы гордо: медленные, торжественные звуки разбудили даже тех, кто задремал на полдневном воздухе. Эббот резко остановился и, сверкнув моноклем, коснулся руки спутника.
– Послушайте, – с напором начал он, – я смеялся над Фэрфилдом и его чванством. Мы все воображаем себя остроумными. Но в глубине души город мне нравится.
– И?..
– Вы не поняли? Я сказал, что Фэрфилд мне нравится.
– А почему бы и нет, хотя от такого человека, как вы, странно слышать подобные речи. От вас, юриста двадцатого века, сторонника прогресса.
– Прогресса науки, да! Мой отец в него верил, я тоже. Но это совсем другое дело. Фэрфилд принадлежит прошлому…
– Фэрфилд – это не прошлое, Эббот. Рейвенспорт – да. А Фэрфилд – это настоящее, самое что ни на есть настоящее, хотя каждый городок утверждает, что он старинный.
– Тогда что будущее? – Эббот обернулся к Гарту. – Не Банч? Не говорите мне, что это Банч – с его полированными машинами и вымученным хохотом на пирсе, где люди носят перстни с печатками на каждом пальце, только чтобы доказать, что таких ни у кого больше нет.
– Да, возможно, Банч. Все меняется.
– Я понимаю. Но, боже мой, Гарт, мне это не нравится!
– Возможно, в глубине души мне это нравится не больше вашего. Но это не перечеркивает того факта, что дети растут и все меняется.
– Вы так думаете? Есть, по крайней мере, одна вещь, которая не меняется. Слушайте!
И Эббот кивнул по направлению эстрады. Исполненная величия музыка пленяла каждого слушателя.
Надежды и славы страна, свободы отчизна!
Нам ли не восхвалять тебя?
Эббот в щегольском цилиндре, поблескивая моноклем, стоял, расправив плечи и весь обратившись в слух.
Торжествующая хвалебная песнь медленно взмыла вверх и оборвалась в грохоте ударных и громе аплодисментов, к которым, казалось, пока дирижер раскланивался, присоединилось полгорода.
– Пойдемте! – вдруг сказал Эббот, срывая цилиндр, словно собирался швырнуть его, как это делают футбольные болельщики. – Хватит этой ерунды. У нас есть дело. Кроме того, – он показал на другую сторону Виктория-авеню, если я не ослеп, мистер и миссис Боствик в эту минуту входят в отель. А вон там, со стороны Парламент-стрит, приближается экипаж; в нем леди Колдер. Так что молодой парень рядом с ней, должно быть, Майкл Филдинг. Если вы ожидаете взрыва, мой мальчик, готовьтесь.
Но взрыв грянул раньше, чем кто-либо из них ожидал.
Глава 13
– Я не совсем понимаю вас, доктор.
– Не понимаете, мистер Филдинг?
– Нет, сэр! Я счастлив помочь вам всем, чем могу, конечно; но вы мало что сказали по телефону.
– Разве так уж необходимо было говорить много, мистер Филдинг?
Вмешалась Марион:
– В самом деле, Дэвид, если этот молодой человек не может ничем помочь, так он не может!
Винс сказал:
– Марион, лапочка, не щебечи.
Бетти Колдер и Каллингфорд Эббот молча наблюдали за беседой.
Все шестеро сидели за столом в зале отеля «Палас». В центре зала под высокой и безвкусной крышей из цветного стекла среди необыкновенно высоких пальм плескался фонтан.
Позже Гарт припомнил и другие детали: белое платье Марион и сизо-серое Бетти, Марион в позе, которая, по ее представлению, повторяла позу миссис Патрик Кемпбелл на сцене. На обеих дамах были большие шляпы. Все взгляды обратились к Майклу Филдингу, который выглядел так, словно провел ночь еще хуже, чем Гарт.
