П. Никитин - Похождение Шерлока Холмса в России
Он был дома и, увидя нас, тотчас же провел нас в свой рабочий кабинет, притворив за собою дверь.
В коротких словах Холмс передал ему результаты своих наблюдений и спросил его, не пожелает ли он обратиться в сыскное отделение с просьбой сделать внезапный обыск в магазинах Гаврюшки Воропаева и Семенова.
— Итак, я жду только вашего разрешения на производство обыска, — произнес Холмс.
Несколько минут Максим Васильевич что–то обдумывал.
— Ну, что же, — произнес он наконец. — Если вы находите это нужным, значит, так и надо поступить.
— И я могу заявить это от вашего имени начальнику сыскной полиции?
— Конечно.
На этом деловой разговор кончился, и, переменив тему, мы заговорили о совершенно посторонних предметах.
Просидев у него до половины двенадцатого, мы простились и возвратились к себе домой.
IX
Эту ночь Холмс не ночевал дома и на мой вопрос, где он думает провести ночь? — ответил:
— В моей казенной квартире. Может быть, от Бурова мне удастся узнать что–нибудь новенькое и интересное.
Я увиделся с ним лишь в два часа следующего дня.
— Ну–с, дорогой Ватсон, — произнес он, появляясь в номере, — на этот раз мы, конечно, не ошиблись.
— Что случилось? — спросил я, прекрасно понимая, что такой человек, как Холмс, не потеряет даром целой ночи и половины дня.
— Я прекрасно провел время, сидя сегодня утром в трактире вместе с Буровым, — ответил Холмс.
— А вам удалось что–нибудь узнать?
— Не особенно много. Вчерашнее заседание было очень бурное. Гаврюшка страшно скуп, и его чуть не избили за это. Впрочем, он все–таки получил по физиономии от Фомки Никишкина, у которого он, насколько мне кажется, находится в руках.
— О чем же говорилось на заседании? — полюбопытствовал я.
— О том, о чем я и предполагал. Во–первых, он объяснял своим поставщикам, какой товар в настоящее время идет бойчее, и просил обратить их благосклонное внимание именно на этот товар. Ну, затем кое с кем расплачивался, просил приманить к делу еще нескольких служащих тех книгоиздательств, которые пока еще не попали в его руки. Кончилось дело торгом. Гаврюшка хотел было сбавить цену, но чуть было не был избит и сдался. С горя, как водится, напился и попал вместе с Буровым и другим парнем к какой–то девице, вытащившей у него из кармана сто рублей.
Вспомнив, вероятно, что–то очень забавное, Холмс от души расхохотался.
— Чего вы? — удивился я.
— Нет, этот случай характеризует Гаврюшку самым ярким образом, — весело заговорил Холмс. — Представьте себе, Ватсон, что у человека, дрожащего над каждой копейкой, украли вдруг сто рублей. Пропажу он заметил, только дома, куда приехал вместе с Буровым. Это была одна из великолепных сцен. В припадке отчаяния он не обратил даже внимания на то, что здесь же находилась его законная жена.
— Я ей покажу! — орал он на всю квартиру. — В полицию! Она украла у меня сто рублей! Караул!
Жена, до сих пор не понимавшая, в чем дело, спросила:
— Да кто украл–то?
— Как кто? Да та самая девка, у которой я был!
— Это было препотешно, дорогой Ватсон! Он метался как угорелый, совершенно забывая, что рассказывает своей жене о своих похождениях.
И, став вдруг серьезным, Холмс добавил:
— А сегодня я, совместно с чинами сыскного отделения, произвел у него и у Семенова обыски.
— И что–нибудь нашли?
— Конечно. Ценность найденного равняется девяти тысячам рублей. Клюкин опознал своего товара на шесть тысяч рублей, но все дело заключается в том, что Воропаев как бы остается в стороне. Магазин записан на имя Никанорова, которого в настоящее время нет в Москве, и нам необходимо иметь что–либо более веское, чтобы наложить руку на Гаврюшку.
Он на минуту смолк и снова заговорил:
— Если бы вы видели, Ватсон, с какою ненавистью взглянул он на Максима Васильевича, когда тот вошел в магазин вместе с чинами сыскного отделения. Я уверен, что взгляд этот не предвещает ничего доброго и он, так или иначе, постарается отомстить ему.
— По всей вероятности! — согласился я.
— Поэтому нам не следует упускать его из виду ни на одну минуту.
— То есть?
— Мы тотчас же должны засесть на наш наблюдательный пункт.
— Я готов, — произнес я.
— В таком случае заменим снова наши костюмы. С этими словами Холмс открыл свой чемодан, вынул из него два сильно потертых костюма и подал один из них мне, проговорив:
— Парики и грим находятся в саквояже.
Через несколько минут мы преобразились настолько, что ни один из наших лучших знакомых не смог бы узнать нас.
В черных, слегка взъерошенных париках и в поношенном сильно платье мы походили на каких–то полухулиганов. Оставалось самое трудное: выйти из гостиницы, не возбудив против себя подозрения прислуги.
Это было не так–то легко, так как вид наш был слишком непрезентабельный и появление полуоборванцев в такой роскошной гостинице, как Большая Московская, не могло пройти незамеченным.
Однако Холмс нашелся и тут.
Среди его платья нашлось два довольно приличных пальто и две мягких английских шапки.
Надев на себя это одеяние, мы стали довольно приличны. Затем, захватив в карманы рваные, засаленные картузы, мы вышли из номера.
Но и этот вид показался подозрительным старшему швейцару.
— Откуда? — грубо окрикнул он нас.
— Из номера пятьдесят третьего! — не задумываясь ответил Холмс. — От английского подданного Холмса.
Этот определенный ответ, видимо, успокоил швейцара.
По всей вероятности, он, знавший о настоящей профессии Холмса, принял нас за нужных ему людей, и мы свободно вышли на улицу.
В одном из глухих переулков мы незаметно переменили наши шляпы на рваные картузы и слегка замазали грязью пальто.
И только приняв такой вид, мы направились к трактиру, служившему нам наблюдательным пунктом.
Было не более пяти часов дня, когда мы наконец заняли свои места.
X
Сидя у окна, мы впивались взорами в окно книжного магазина.
Несколько раз Гаврюшка подходил к окну, и я заметил по его лицу, что он чем–то сильно озабочен.
Сидя за чаем, мы поддерживали для вида беззаботный разговор и кое–как дотянули до семи часов.
Едва только стрелка моих часов остановилась на семи, как дверь трактира отворилась и в зал вошел Фомка.
Вид у него был озабоченный и пасмурный.
Подойдя к половому, он заказал чай и сел за столик в самом дальнем углу, повернувшись к нам спиной.
