Джон Макдональд - Вне закона
Бонни Ли вздрогнула и побледнела. Затем закрыла глаза, открыла, поморгала и, протянув руку, дотронулась до кусочка раковины. Посмотрела на Кирби и голосом, в котором звучали слезы, попросила:
— Ты должен прекратить эти фокусы, Кирби. Пожалуйста.
— Что же произошло?
— Ты все видел. Черт подери, ведь это ты сделал! Вдруг этот кусочек раковины оказался здесь. Он не упал с небес, не вырос из-под земли, он просто появился здесь! Появился из ничего!
— Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно!
— А что ты ощущала?
— Что ты имеешь в виду, милый? Я просто смотрела туда и затем… Она замолчала на мгновенье и, сердито взглянув на него, воскликнула: — Я все поняла. Ты — гад, ублюдок! Ты гипнотизируешь меня! У тебя нет никакого права гипнотизировать тех, кто этого не хочет. А я не хочу! Так что прекрати это! Слышишь?
— Я не гипнотизирую тебя. И перестань сердиться. Теперь я хочу попробовать кое-что еще. Если оно сработает, ты, может быть, испугаешься сначала.
— Не надо, Кирби!
— Разве ты не говорила, что хочешь помочь мне?
— Конечно, но…
— И ты любишь меня?
— Да, но…
— Тогда дай мне попробовать еще раз, последний. Клянусь, что ты не пострадаешь. А потом я объясню тебе, что происходит.
Бонн Ли с сомнением посмотрела на него и неохотно кивнула. Кирби подсел поближе и обнял ее за плечи. Золотые часы он держал двумя руками прямо перед ней.
— Положи руки на мои, — скомандовал он.
Она сделала, как он просил, и сказала:
— Какое отношение имеют эти старые часы-луковица…
Мир стал красным, и она замерла, не договорив. Может быть и нельзя никого взять с собой в красный мир? Кирби вернул серебряную стрелку на двенадцать.
— …ко всем твоим фокусам? — договорила Бонни Ли.
— Попробуй теперь дотронуться до часов.
— Да что, наконец, происходит? — воскликнула и снова превратилась в статую среди красного безмолвия.
Кирби опять нажал на колесико.
— А теперь положи большой палец вот сюда, нажми, легонько поверни и…
Он сидел один на скамейке, и его руки больше не обнимали Бонни Ли. Часы тоже пропали.
Он еще чувствовал тепло ее плеча. Она исчезла в никуда, и это был для него удар еще более страшный, чем тот, который он ощутил, когда впервые оказался один в красном безмолвии.
Нет, вдвоем туда не попасть!
Кирби сидел, парализованный тем, что он с ней сделал. У несчастной девушки нет ни опыта, ни знания логики, чтобы спокойно разобраться в молчаливом ужасе красного мира! Он судорожно огляделся по сторонам, но ее нигде не было видно. Несмотря на свою природную сметливость, она может растеряться и не выдержать такого потрясения. У Кирби возникла страшная мысль. А вдруг, решив, что во всем виноваты часы, она выбросила их в море? Они остановились, и Бонни Ли навсегда осталась в ужасном красном безмолвном мире, где никто никогда не увидит и не услышит ее, где вся ее жизнь пройдет в одиночестве за какие-нибудь полчаса реального времени.
Кирби сидел, оглушенный своей виной, чудовищностью того, что по глупости и небрежности он сделал с Бонни Ли Бомонт.
9
Только поднявшись со скамейки, Кирби увидел холмик сброшенной впопыхах одежды: желтые брюки, белую блузу с желтым рисунком, желтую курточку, белые босоножки и белую сумочку. Облегченно вздохнув, он собрал все вещи и аккуратно положил их на скамейку. Не хватало только двух зелено-голубых полосок.
Тут он услышал знакомый голос у себя за спиной.
— Эй, эй, милый, это, я тебе скажу, потрясная штука!
Кирби повернулся и увидел Бонни Ли залитую солнечным светом, красивую, веселую и раскрасневшуюся от возбуждения. Солнце сверкало на золоте часов у нее на руке. Большой палец лежал на головке.
— Отдай их мне, немедленно! — закричал он, но девушка исчезла прежде, чем он успел произнести до конца последнее слово.
Вдали слышались звуки, напоминающие крик всполошившихся чаек. Повернув голову, Кирби посмотрел в сторону пляжа, туда, где народу было больше всего. Казалось, что там все одновременно посходили с ума.
Он прищурился, и ему удалось увидеть, как Бонни Ли появилась вдалеке и снова исчезла.
Теперь Кирби начал понимать, что совсем неправильно оценил ее возможную реакцию на мир красного безмолвия. У Бонни Ли прагматичный ум. Она и гроша ломаного не дала бы за все теории, вместе взятые. Единственное, что ее волновало, так это то, что часы работали, а как — ей, конечно, наплевать. Достаточно того, что он дал ей подсказку, как с ними обращаться. Да, она была, с точки зрения его ограниченного опыта, вполне взрослая женщина — он получил на этот счет убедительные и необычно приятные доказательства. Да, она уже имела свою философию жизни, которая ее устраивала и которая успешно работала на нее. К тому же, ей уже «почти двадцать». Но в душе она все еще ребенок, у которого не было детства, не было возможности наиграться всласть в детские игры. Она оставалась непочтительным и находчивым, смешным и отчаянным ребенком, в общем, настоящей сорвиголовой. Кирби вспомнил о ее великолепном здоровье, легкости и неутомимой беспечности.
Он посмотрел на суетящихся вдалеке людей, отчаянно вопивших, и подумал, не спустил ли на них ненароком этим приятным апрельским утром игриво настроенного тигра. Ему припомнилось, какое удовлетворение он испытал, когда запихивал чайку под рубашку толстому мальчишке. Он и не ожидал от себя ничего подобного. И уж конечно, Бонни Ли не откажет себе в таких же мелких удовольствиях. И сколько еще времени пройдет, прежде чем она остынет и успокоится.
«Может быть, стоит подойти поближе и посмотреть, что же там происходит? — подумал он. — Но Бонни Ли будет искать меня здесь, на скамейке».
Две фигурки во весь дух мчались в его сторону, поочередно обгоняя друг друга. В их беге было больше старания, чем быстроты. Кирби смог рассмотреть их, когда они пробегали мимо. Похоже, что направлялись они к автомобильной стоянке. Две довольно молодые женщины, с пышными формами, и совершенно голые.
Пожилой турист, который не торопясь проходил рядом с павильоном, остановился как вкопанный, и, разинув рот, уставился на бегущих. На нем была рубашка а-ля Трумэн, широкополая шляпа, бермудские шорты и голубые туфли. Он проводил женщин взглядом, а когда они исчезли из виду, повернулся к Кирби и вопросительно посмотрел на него.
— До этой самой минуты, сынок, я гордился тем, что зрение у меня единица.
— Простите, сэр?
— Вы не будете так добры объяснить мне, кто здесь только что пробежал?
— М-м… две молодые женщины.
Турист подошел ближе.
