Буало-Нарсежак - Морские ворота
— Доминика!
Не может быть, чтоб судьба дала ему ее лишь чтоб сразу отобрать обратно! И у абсурда есть предел. Волоча ногу, таща из последних сил свои миллионы, он медленно шел вперед, и время от времени, как в прежние времена стекольщик или лудильщик, кричал: Доминика!… Хриплый крик, робкое предложение услуг, которое уже никого не интересует. В конце концов, он уже сам себе шептал: Доминика!… Зов раздавался у него внутри. Губы едва шевелились, а его все-таки оглушало громовое эхо. Он говорил: Доминика, уже не губами, не горлом, а веками, костями; он сконцентрировался, как иллюзионист, приготовившийся вершить чудеса.
И чудо произошло. Он споткнулся о тело. Это Доминика лежала на плиточном полу комнаты, которую он не мог узнать. Это Доминика. Неподвижная. С распущенными волосами. Еще теплая, но не настоящей, не живой теплотой. Встав на колени, Севр взял ее за руку. Долгое путешествие окончилось. Он даже не слишком страдал. Умерла она, и, каким-то странным образом, он тоже… Он воображал, что сможет сменить кожу. Забавно!… Он гладил ее руку. У него было чувство, что он и здесь, и не здесь. Стол, картотека… Агентство. Как это далеко, агентство. Дверь в Бесконечность!… В голове у него стоял какой-то гул, шум поезда в туннеле… Он перелетел через огромные пространства. Может, чтоб догнать себя самого!… Он выпустил руку, сразу скользнувшую в мягкий мех шубки, как пугливый зверек. Потом нагнулся, коснулся губами лба. Лоб был холоден. Он не решился закрыть приоткрытые глаза, потому что никогда еще в своей жизни не закрывал мертвых глаз. Он не умел. Странно, но он успокоился. Надо сделать немедленно то, что он должен сделать. Потом он будет плакать, если у него останутся слезы. Настоящий Севр шагал теперь за спиной ненастоящего, как призрак. А ненастоящий Севр шагал к гаражу. Он впервые бросил чемодан. Миллионы! Забота живых! Для человека, удаляющегося, сгорбившись, прижав к груди сжатую в кулак ладонь, — все это стало несчастный ворох бумаги. Он шел, из последних сил; он даже не думал больше о Мопре, который, возможно, бежал. Машину! Подогнать машину, уложить в нее тело и доехать до жандармерии. Потом… Сначала, машину; если только Мопре уже не уехал на ней.
Нет. Она все еще была там, блестящая, живо светящаяся. Когда Севр открыл дверцу, то увидел свое отражение на ветровом стекле, как в кривом зеркале, с огромной обросшей физиономией и большими руками душителя. Бардачок был открыт. В тряпку явно был завернут пистолет. Без сомнения, тот, которым Мопре оглушил Мари-Лор и убил Доминику. Взглянув на сложную приборную доску, Севр поколебался. Он включил зажигание, дал газ. Машина тронулась с места сразу, наполнив подвал рычанием мотора. У Севра никогда не было такой новейшей модели. Две педали смущали его. Бесполезная левая нога дергалась. Он слишком быстро рванул Мустанг назад, резко затормозил. стоило ему коснуться акселератора, и машина уже проскочила подъем, торпедой рванула в сад. Он катастрофически вывернул руль; повернул у входа, чуть не задев стену. Ему ни за что не доехать до жандармерии. У сапога слишком большой каблук. Он не чувствовал педали. Он поднял ногу. Машина остановилась.
На свету буквы, обозначающие переключение скоростей, были ему видны лучше. Он включил первую, медленно доехал до агентства, и аккуратно поставил Мустанг у двери. Он старался ради Доминики. Опустил спинку правого переднего сиденья; почти вытянутое тело будет так в более пристойной позе. Быстро щелкнул двумя крючками капота, толкнул его назад, чтоб полностью открыть дверцы. Так он легко и бережно положит Доминику на сиденье. Затем вошел в кабинет. Он заметил второй чемодан, тот, что Доминика привезла из Сен-Назара, наверное, полный новой одежды. С одной стороны — деньги, с другой — костюм для побега… Из его глаз разом брызнули слезы. Теперь он один; и может, наконец, поплакать.
Он приподнял голову Доминики, чтоб обнять ее рукой за плечи. От крови волосы склеились. Рана была не видна; она не от пули, а, видимо, от удара рукояткой пистолета. Правой рукой подхватил Доминику под колени; тело было тяжело, он, шатаясь, выпрямился и направился к красной машине… Точная копия афиши, которую он сам когда-то развесил почти повсюду… Длинная спортивная машина, остановившаяся у роскошной Резиденции. Вы покупаете счастье!…
Он положил Доминику, заботливо поправил шубку, осторожно, чтоб избежать шума, закрыл дверцу. Она как-будто спала, и ветер шевелил волосы. Если б не эти ужасные глаза. Севр отвернулся и возвратился за чемоданами, которые сложил на заднем сиденье. Последний взгляд, чтоб сохранить в памяти то, чего он больше никогда не увидит. Он завел мотор, развернулся, подъехал к выходу. И вдруг появился какой-то силуэт, и вытянулась рука с оружием.
Севр не хотел, не успел решить, что сделать. Просто нога его нажала на педаль чуть сильнее, чем следовало. Машина рванула в тот самый момент, как переднее ветровое стекло брызнуло, покрыв колени Севра тысячью стеклянных осколков. Он увидел согнувшегося вдвое человека. Мустанг дрогнул, будто преодолевая препятствие. Он лихорадочно искал тормоз, жал не туда, опять на акселератор, наконец остановился в конце арки, и пешком вернулся к Мопре. Тот лежал вниз лицом. Все еще сжимая пистолет. Струйка крови змеилась от его тела к водостоку. Левая рука сжималась и разжималась, как сжимающееся и разжимающееся сердце. Он тоже умирает. Севр повернул его, и вдруг выпустил из рук. Умирающий прошептал:
— Ты перехитрил меня!
Это был не Мопре. Это был Мерибель.
ЭПИЛОГ
— Вы уже поняли, — сказал Севр, — что убитый в охотничьем домике был Мопре.
Молодой посольский атташе пробежал глазами заметки, которые торопливо набросал только что.
— Какая необычная история, — прошептал он. — Но как же, мсье Блэн…
— Извините… Жорж Севр… Запомните хорошенько, я — Жорж Севр.
— Да, да… конечно!… Дайте мне привыкнуть… Вы ведь и Шарль Блэн, с момента вашего приезда в эту страну. Это было давно?
— Почти четыре года.
Молодой человек встал и прошел на террасу, Севр последовал за ним. Он указал на сверкающие, поднимающиеся над городскими крышами, небоскребы.
— И вы сумели все это построить?
— Здесь не так, как во Франции, — сказал Севр. — В этой стране из зерна в несколько недель вырастает дерево, а один доллар за несколько дней превращается в целое состояние. А когда долларов много, представляете!… Естественно, если умеешь их вкладывать. Но это же мое ремесло.
— А почему вы поселились здесь? Севр пожал плечами.
— У мусора не спрашивают, почему его выбросило на один берег, а не на другой. Все решили обстоятельства.
— Какие обстоятельства? Севр сел обратно за огромный стол красного дерева и подвинул гостю коробку с сигарами.
