Сирил Хейр - Трагедия закона
Он достал из кармана обычный полицейский блокнот, нашел в нем нужное место, после чего положил на стол перед собой. Несколько даже нарочито за все время своего доклада он ни разу в него не заглянул. Моллет простительно кичился своей памятью, а наличие блокнота могло быть истолковано как рудимент ранних стадий его эволюции в качестве детектива.
— Так вот, сегодня в одиннадцать часов утра я навестил магазин господ Бишэмлов на Нью-Бонд-стрит, — начал он. — При мне была однофунтовая коробка конфет, врученная мне ранее помощником комиссара, проинформировавшим меня, что она была получена им от леди Барбер в том самом виде, в каком он передает ее мне. В магазине я встретился с управляющей, мадемуазель Дюпон, сообщил ей, что являюсь офицером полиции и веду расследование, касающееся коробки конфет, которую и предъявил ей. Я объяснил: есть основания полагать, что начинка конфет была подменена, и в связи с этим требуется выяснить, если возможно, дату продажи этой коробки и лицо, которому она была продана. Мадемуазель Дюпон сообщила мне, что такие конфеты — они называются «Принцесса Буше» — изготавливаются и продаются фирмой в сравнительно малых количествах, приблизительно по пятьдесят фунтов в неделю. Около половины из них поступает в рестораны и другие заведения, делающие предварительный заказ. Список этих заведений был мне предоставлен. Что касается даты продажи, то она могла лишь сообщить, что интересующая меня коробка была упакована на фабрике не ранее второго числа текущего месяца. Это она определила по фантикам. Из-за трудностей, вызванных военным временем, конфеты после этого числа стали заворачивать в бумагу более низкого сорта. Обычно конфеты поступают в продажу на следующий день после их фабричной расфасовки. Из этого следует, что интересующая нас коробка была куплена между третьим числом и тем днем, когда они были доставлены в Саутингтон, то есть седьмым.
— Если только их не переупаковали, — отрывисто бросила Хильда.
— Я высказал мадемуазель Дюпон такое предположение, — не меняя интонации, продолжил Моллет. — Она ответила: что касается верхнего слоя конфет, они, без сомнения, были развернуты и завернуты снова, хотя и в идентичную или очень похожую бумагу. Нижние же слои, за двумя исключениями, судя по всему, остались нетронутыми, поскольку, как она считает, никто, кроме фабричного упаковщика, не мог бы завернуть фантики так, как они завернуты сейчас. Тогда я поинтересовался продажами конфет этого сорта за интересующий нас период. Мне предоставили список фирм и частных покупателей, которым в эти дни доставлялись однофунтовые коробки таких конфет. Он у меня с собой. Вероятно, вы сможете мне сказать, нет ли в этом списке кого-то, кто вам знаком.
Он вручил Хильде листок бумаги с коротким списком имен и адресов. Она быстро просмотрела его.
— Что же касается тех, кто покупал такие конфеты непосредственно в магазине за наличные, — тем временем продолжал Моллет, принимая список обратно, — то их имена, разумеется, не регистрируются, и продавцы не смогли описать мне ни одного из таких покупателей. Тем не менее я смог проверить количество коробок, проданных в разные дни. Оно таково: третьего — три коробки; четвертого — одна; пятого было воскресенье, поэтому, разумеется, ни одной; шестого — четыре, и седьмого — две.
— Итого десять, — сказала Хильда. — И вы говорите, что нет никакой возможности узнать, кто купил каждую из них?
— Именно так.
— Тогда не вижу особой пользы от вашего расследования.
— Я бы не делал столь категоричного вывода, — вежливо ответил Моллет. — Нам удалось сузить промежуток времени, в который была куплена ваша коробка, до четырех дней. Это ограничивает зону поиска с обеих сторон и означает, что мы можем исключить из своих рассуждений тех подозреваемых, которые не могли оказаться на Бонд-стрит в течение этих четырех дней, и также что мы будем точно знать, на каком отрезке времени следует сосредоточить внимание, когда начнем выяснять передвижения каждой отдельной личности. А это, поверьте мне, намного больше, чем полиция имеет, приступая к большинству своих расследований. Должен добавить, — он сделал паузу, — что мы провели анализ содержимого конфет в нашей лаборатории, и его результаты полностью совпали с теми, которые, как я понимаю, уже были добыты в частном порядке.
— О! — воскликнула Хильда чуточку разочарованно. Ей не очень понравилось, что чудаковатый мистер Флэк оказался прав.
— Полагаю, это все, что касается конфет, — сказал инспектор, отодвигая в сторону блокнот. — Мы, разумеется, продолжим расследование, но в данный момент, похоже, едва ли можно продвинуться дальше. А теперь переходим к другим делам, по которым, как мне было сказано, вы хотели меня проинструктировать.
— Как только что объяснила мистеру Маршаллу, я думаю, что все случившиеся неприятные события являются звеньями одной цепи, — сказала Хильда.
Инспектор, судя по всему, сомневался в этом.
— В самом деле? — спросил он. — Мы получили отчет из полиции Уимблингэма об имевшем место там происшествии, и на первый взгляд никакой связи не просматривается.
— Но вы еще не все знаете, — возразила Хильда.
— Да, конечно, — согласился Моллет и, откинувшись на спинку стула, терпеливо выслушал еще раз повторенный Хильдой перечень несчастий, коими было до сих пор омрачено турне.
Когда она закончила, инспектор сказал:
— Есть ли у вас какие-нибудь предположения относительно того, кто все это устроил — если допустить, что все это дело рук одного человека?
— Я считаю, что есть один совершенно очевидный подозреваемый, — ответила леди Барбер.
— Вы имеете в виду Хеппенстола?
— Да. Как только он окажется в ваших руках…
— Он уже в наших руках. И его уже допросили. Я сам встречался с ним сегодня утром.
— Вы хотите сказать, что он арестован?
— К сожалению, миледи, у нас не оказалось никаких оснований для его ареста.
— Но он условно-досрочно освобожденный…
— Совершенно верно, но даже в этом случае наши полномочия весьма ограниченны. Они регулируются парламентским актом.
— Знаю, — быстро перебила Хильда. — Акт о предотвращении преступлений от 1871 года.
Моллет посмотрел на нее с уважением.
— Именно, — подтвердил он. — Согласно этому акту, все, что требуется от человека в положении Хеппенстола, это уведомить власти о своем местопребывании и отмечаться раз в месяц в полиции. Это он сделал. Он признал, что был в Маркхэмптоне в период, когда там проходила выездная сессия суда, и сообщил причину своего визита туда, которая показалась мне совершенно убедительной. Он отрицает, что был в Уимблингэме или поблизости от него в какое бы то ни было время, и у меня нет доказательств того, что он лжет. Разумеется, я проверяю все его заявления, но это все, что я могу сделать.
