Джайлс Блант - Нежная буря
— Сколько Шекли здесь жил?
— Он уже тут жил, когда я пришел на эту работу, а работаю я тут двенадцать лет.
Они добрались до третьего этажа. Кардинал проследовал за Роблесом в конец коридора. По пути управляющий достал из кармана ключи и стал их близоруко рассматривать. На двери квартиры 3Б висел лист бумаги тридцать на тридцать, где было крупно написано от руки: «Никаких меню». Роблес нашел нужный ключ и отпер дверь.
— Если вам еще что-то понадобится, вы знаете, где меня найти.
Кардинал распахнул дверь, вошел и сразу остановился. Здесь пахло пыльными коврами. Все жилища недавно умерших вселяют печальное, безнадежное ощущение. Кардинал бывал во многих и знал, что такие места никак не поднимают настроения. Но однокомнатная квартира Шекли наводила какую-то особенную тоску.
Он осмотрел дешевый крашеный сосновый стол, на котором помещались телефон, треснувшая кружка с карандашами и ручками и календарь, где был кружком обведен прошлый четверг — день, когда Шекли вылетел в Торонто. Стол занимал почти всю комнату. Здесь было аккуратно, но грязно; под ногами похрустывал песок. Рядом с настольной лампой обнаружился свободный от пыли прямоугольник размером с ноутбук. Либо Шекли взял его с собой, а потом компьютер пропал, либо Сквайр пришел сюда первым.
Кардинал открыл средний ящик стола: еще карандаши и ручки, всякие канцелярские мелочи. В боковом ящике обнаружились только дешевые конверты и блок марок, а также отрывной блокнот, в котором осталась лишь половина листов. Он поднес его к свету, но на верхнем листе не обнаружилось никаких следов букв. Корзина под столом была пуста. Он приподнял настольную лампу, приподнял телефон, приподнял кружку с карандашами и ручками. Под ними ничего не оказалось. Поиски в нижней части стола и его нижнем ящике тоже ничего не принесли.
Быстрый обыск в ванной тоже ничего не дал, как и осмотр буфета в крошечной кухне. Похоже, Шекли питался главным образом кашей. В буфете стояли четыре коробки крупы, по углам обгрызенные мышами.
Кардиналу редко приходилось сталкиваться со столь бесцветной жизнью. Разумеется, такая бесцветность могла быть намеренной — что-то вроде прикрытия, каким пользуются шпионы в детективах, — но он в этом сомневался: слишком убедительным было ощущение безнадежности, которое здесь царило. Он постоял неподвижно, прислушиваясь. Кто-то прошел по ближайшей лестнице на высоких каблуках. В какой-то из квартир на этом же этаже истерически завывал Ван Моррисон.[8] Где-то вдалеке тявкала собачонка.
Кардинал перешел к шкафчику для бумаг. Бумаг в двух ящиках, впрочем, оказалось мало: налоговые декларации (которые, как он заметил, оформлял не Говард Мэтлок), анкеты службы социального обеспечения, банковские выписки. По-видимому, социальное пособие составляло единственный доход Шекли — несколько сотен долларов в месяц. Счета: за кабельное телевидение, за электричество, за телефон. Кардинал просмотрел телефонные счета за последние три месяца и обнаружил звонки на три разных номера с кодом Монреаля: раньше Шекли работал в тех местах. Кардинал положил телефонные счета к себе в портфель.
Целый час он подробно изучал все книги, бумаги и письма, какие ему удалось найти. Ничего примечательного. Он снял заднюю крышку с телевизора, с радио, даже заглянул в холодильник. Потом он встал посреди комнаты и попытался понять, какая деталь не вписывается в обстановку. Наконец его взгляд упал на вентиляционную решетку — небольшой прямоугольник над плитой. В отличие от всех прочих предметов в комнате, решетка оказалась идеально чистой. В таком старом доме она была бы вся в жиру и копоти, подумалось Кардиналу.
Он нашел отвертку, отвинтил несколько винтов и снял решетку. За ней потянулся пластиковый конверт, привязанный рыболовной леской. В нем обнаружился конвертик поменьше. Кардинал открыл его и увидел вогнутый кусочек фотопленки. Он включил настольную лампу и посмотрел пленку на свет: на снимке была группа людей, три мужчины и женщина, больше ничего разглядеть не удавалось. Он убрал кусочек пленки в портфель, где уже лежали телефонные счета.
И вот Кардинал уже снова стоял на Шестой улице, закончив свои здешние дела гораздо быстрее, чем предполагал. Ему пришло на ум позвонить Келли, и он даже достал телефон и хотел набрать номер. Но дочь здорово натерпелась от отца в прошлом году, когда у него был кризис, муки совести и прочее. Он думал тогда, что поступает правильно, не воспользовавшись остатком денег Бушара, но от этого пострадала Келли. Он вспомнил, как они с ней сидели друг напротив друга в мертвом молчании, и у него защемило сердце.
Вместо этого Кардинал позвонил Кэтрин. Весь день он жил в режиме охоты, но голос жены пробудил в нем более нежные чувства. А нежность разбудила страх.
— Кэтрин, не хочу тебя пугать, но я бы хотел, чтобы ты повнимательнее присматривала за тем, что происходит вокруг нашего дома и на нашей улице. Ты в последнее время не замечала ничего необычного?
— В каком смысле? Что, например?
— Не знаю. Например, кто-то звонит и бросает трубку.
— Нет. Ничего такого. А что?
— Ничего особенного. Хвосты старых дел. Нам просто надо будет какое-то время быть поосторожнее.
— Джон, у нас есть более серьезная причина для беспокойства. Я тебя встречу в аэропорту.
— Зачем? Что случилось?
— Я только что вернулась из больницы. Твоего отца положили в палату интенсивной терапии.
14
Примерно в то же время, когда Кардинал вылетел в Нью-Йорк, Лиз Делорм закончила дело более прозаическое: составление и рассылку объявлений с фотографией доктора Кейтс. «Видели ли вы этого человека?» Внизу был указан телефон Делорм. А Желаги все утро собирал показания соседей докторши по Твикенхему. Делорм оставила половину объявлений у него на столе и отправилась к экспертам.
Из всех комнат полицейского управления больше всех пострадало при ремонте именно помещение экспертов. Потолок сняли, и сотрудники натянули над своими столами и картотечными шкафами временные пластиковые тенты, которые отлично защищали вещи от пыли, но при этом препятствовали какой бы то ни было циркуляции воздуха. Впрочем, звуков строительства, доносившихся сверху, пленка не заглушала.
— Как вы можете тут работать? — поинтересовалась Делорм у Арсено. Ей приходилось перекрикивать шум дрели. — Тут нет воздуха.
— Воздух? — переспросил Арсено. — Здесь разрушаются мои органы слуха, а вы беспокоитесь о воздухе?
Коллинвуд поднял глаза на Делорм и тут же вновь склонился над компьютером, невозмутимый, как монах.
