Буало-Нарсежак - Последний трюк каскадера
— Это куда лучше! Честное слово! Не хотите ли рюмочку?
— Спасибо… Они тут надолго?
— А, эти-то!… Сразу видно, им не приходится заниматься уборкой. Вы думаете, их интересует покойный? Как бы не так! Они крутятся вокруг да около, перешагивают через него, словно это не христианин, а животное. Возмутительно! Бедный мой господин! Такой конец! В коридоре показался Дре.
— Жермен… будьте добры… подойдите, пожалуйста! — И, обращаясь ко мне:
— Я сейчас вернусь.
Снова шарканье ног. Голоса. «Отодвинь кресло… Через дверь, так удобнее». Звон разбитой фарфоровой статуэтки. «Осторожнее! Черт!» Шум удаляется. Слышно только скольжение, легкий скрип выдвигаемого ящика, щелчок снятой телефонной трубки. Это Дре шнырит повсюду, вынюхивает. Слышу только его тихий голос.
Вдруг меня охватывает страх… так… ни с того ни с сего. Лоб и руки покрылись испариной. И это я, столько раз стрелявший во врагов, которые хотели моей смерти… но то была липа… судороги, подскакивают; через минуту они уже вставали и хохотали от души. А тут Шамбон! Его распирало от самодовольства, но ведь он был чист, как дитя! Увы, не киношная смерть! Подкашиваются колени. Конец. Смертельная бледность. Как у тех бедолаг, которых расстреливают по всему свету. Фроман — еще куда ни шло. Этот был мерзавцем.
Но Шамбон — всего лишь избалованный мальчишка. Двое мертвецов — такова цена моих ног. Вдруг я понял, что теперь не перестану допрашивать самого себя.
Дре кашлянул, заговорил сам с собой, передвигая какой-то предмет. Затем вышел из кабинета и тихо толкнул дверь в библиотеку.
— Прошу прощения, что заставил ждать. Служба! — сказал Дре, схватил стул и уселся напротив меня.
— Прежде чем мы двинемся дальше, мне думается, можно прояснить кое-какие моменты. Между двумя делами имеется странное сходство.
— Вы находите? — говорю я. — Какое же сходство между самоубийством и убийством?
Он любезно улыбается, он внимателен, приветлив, будто в соседней комнате никого не убивали, будто не наступил уже второй час ночи, будто…
— Хорошо, — говорю я с досадой. — Что вы от меня хотите? Повторяю: я спал. Я ничего не знаю. Разумеется, как все, как вы, например, я знал, что Шамбону кто-то угрожает, но не придавал этому большего значения, чем вы, комиссар. Ведь вы считали, что никакой опасности нет, не так ли? И не было оснований для беспокойства.
Почему он улыбается? Чем это он так доволен? Вот сунул руку в карман… и достал бумажник.
— Давайте поговорим об этих письмах, — говорит Дре. — Весьма, знаете ли, интересные письма. Более интересные, чем вы думаете.
Он разворачивает, аккуратно разглаживает их ладонью, затем читает вполголоса с видимым наслаждением:
— «Последнее предупреждение. Сволочь, убирайся с дороги или тобой займутся… хватит махинаций, сволочь. Убирайся, иначе…» Письма в результате экспертизы, проведенной моими коллегами и мной, изрядно помялись и пообтрепались.
— Да, местами отстает клей, — отвечаю я.
— Совершенно верно. Смотрите, вот здесь, например. Он ловко отделяет кусочек бумаги и протягивает мне.
— Видите? Здесь слово «дороги».
— Вижу. И что?
— Так вот, на обратной стороне что-то напечатано, все эти кусочки вырезаны из газет. Предположим, что вырезка сделана на четвертой странице. Это место, таким образом, неизбежно соответствует какому-то элементу текста на третьей странице. Правильно?
— Совершенно верно.
— Теперь смотрите. Слово «дороги», допустим, взято с оборотной стороны, что же мы прочтем на лицевой?
— Читаю: разное. Так важно, чтобы я прочел слово «разное»?
— Нет. Это простой эксперимент. Но его можно расширить.
Он приподнимает ногтем уголок малюсенького квадрата и легонько отклеивает его.
— Извините. Я не слишком доверяю работе моего помощника. В лаборатории все изучили и с лицевой, и с обратной стороны. Затем я попросил, чтобы все осторожно приклеили на прежнее место, лишь бы только держалось. Дело в том, что я хотел попросись вас порассуждать так же, как я.
Начинаю чувствовать дурноту. Не понимаю, куда он клонит. Дре тем временем продолжает:
— Это — слово «предупреждение». Переверните его. Смелее не бойтесь. Пожимаю плечами.
— На обороте может быть все что угодно.
— И что же вы обнаружили?
— Баллотировка. Бред.
— Ну нет!… Теперь давайте тщательнейшим образом отклеим буквы, из которых составлены письма.
— Что же вы хотите обнаружить?.. Связный текст на обороте?
— Это было бы слишком, — улыбается Дре. — Но за неимением связного текста можно наткнуться на существенную мелочь.
— Послушайте, комиссар. Чего ради я буду играть с вами в какие-то игры? Может, по-вашему, это и увлекательно, только вся ваша лапша ни к чему.
Глазом не моргнул! Знает, что мое раздражение в значительной степени наигранное.
— Вы правы, — соглашается он. — Давайте проще.
Он переворачивает и раскладывает по порядку кусочки бумаги, затем сообщает результат: список… Друар.
— Друар — кандидат по проблемам экологии. 8225… бюро… А! Вот это самое важное. Выражение «займутся»… Мы точно — знаем, откуда это. «Фигаро», из того номера, который вышел на следующий день после первого тура голосования. Читаю с обратной стороны: «избрано 11 402 человека»… И так далее. Когда же эти результаты могли быть опубликованы?.. На следующий день после первого тура. Вы слушаете меня?
Я натянут как струна, чувствую, вот-вот последует жесткий удар, и, хотя не знаю еще, в чем дело, не намерен сдаваться.
— Вы помните, когда умер президент Фроман? — продолжает Дре.
— Не скажу точно, но примерно числа пятнадцатого прошлого месяца, в субботу.
— Следовательно, — вопрошает Дре глубокомысленно. — Следовательно?.. Посчитайте-ка. Как раз за три недели до выборов.
На этот раз меня словно крючком поддели за подбородок. Я парализован. В голове рассыпаются обрывки мыслей. Надо было соображать… Загнан в угол. Сам виноват! Виноват!
Виноват! Столько ухищрений, и вот тебе… Болван! Только держаться! Не подавать виду!
Понемногу мне удается овладеть собой. На моем лице написан все тот же вежливый интерес, но я как бы начинаю скучать. Дре зорко следит за мной и продолжает свой маленький эксперимент.
— Вот что из этого следует, — говорит он. — Президент умер задолго до получения писем с угрозами, когда ему предлагали убраться с дороги. Может, теперь вы понимаете, что из этого следует?.. Нет?.. Должен честно признаться, что вначале я тоже не понял. Сказал только: «Мертвым не угрожают». И только потом сообразил, что, вероятно, кто-то хотел подбросить доказательства необъяснимого самоубийства.
Он пристально наблюдает за мной, но все еще с видом чиновника, которому словно неловко высказывать собственное мнение.
