Агата Кристи - Человек в коричневом костюме
– Хорошо, я останусь.
Он придвинул к кровати маленький стульчик, сел и прикрыл своей ладонью мою руку. Мне стало покойно, уютно, и я снова заснула.
Когда я опять пробудилась, наступил вечер. Солнце уже скрылось. Я лежала в хижине одна, но едва пошевелилась, как в дверь вбежала пожилая туземка. Страшна она была как смертный грех, но улыбалась очень добродушно и ободряюще. Туземка принесла таз с водой и помогла мне умыться. Затем предложила большую миску супа, который я съела до капли. Я попыталась ее расспросить, но они лишь ухмылялась, кивала и что-то гортанно говорила. Я поняла, что она не знает английского.
Внезапно женщина вскочила и почтительно попятилась. Вошел Гарри Рейберн. Он кивнул ей, и она удалилась. Гарри посмотрел на меня с улыбкой.
– Я вижу, сегодня вам действительно лучше.
– Да, но в голове у меня еще полнейший сумбур. Где я?
– На маленьком острове посреди реки Замбези, примерно в четырех милях от Фолза.
– А мои друзья… они знают, что я здесь?
Гарри покачал головой.
– Надо послать им весточку.
– Решать, конечно, вам, но я бы советовал подождать, пока вы окрепнете.
– Почему?
Он медлил с ответом, и я задала следующий вопрос:
– Сколько времени я здесь?
– Около месяца.
– О! – вскричала я. – Я обязательно должна связаться с Сюзанной. Она, наверно, с ума сходит от беспокойства.
– Кто такая Сюзанна?
– Миссис Блер. Мы с ней, сэром Юстасом и полковником Рейсом поселились в гостинице… Впрочем, вы же знали об этом?!
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, я ничего не знал. Я просто обнаружил вас… Вы висели на дереве… без сознания… у вас была сильно поранена рука.
– А где растет это дерево?
– Над ущельем. Вы зацепились платьем за ветки, а не то бы разбились вдребезги.
Я содрогнулась. Потом мне пришла в голову неожиданная мысль.
– Вы говорите, что не знали, где я. А как же тогда записка?
– Какая записка?
– Та, что вы мне прислали… с просьбой прийти на площадку.
Гарри удивленно воззрился на меня.
– Я не посылал никакой записки.
Я зарделась до корней волос. К счастью, он вроде бы не заметил.
– Ну а как же вы там тогда оказались? – спросила я небрежным тоном. – Что вы делаете в этих краях?
– Я тут живу, – просто ответил Гарри.
– На этом острове?
– Да, я приехал сюда после войны. Иногда я катаю на лодке постояльцев гостиницы, но в общем-то деньги мне не очень нужны, так что я делаю это скорее ради собственного удовольствия.
– Вы живете здесь один?
– Я не стремлюсь к обществу, поверьте, – холодно ответил он.
– Тогда извините, что я навязала вам свое, – обиделась я. – Впрочем, у меня не было выбора.
К моему удивлению, глаза его заискрились.
– Совершенно верно. Я перекинул вас через плечо, словно мешок с углем, и отнес в лодку. Совсем как первобытный человек в каменном веке.
– Но по другой причине, – вставила я.
Тут уж ОН зарделся, причем ярко-ярко. Даже загорелая кожа не спасла.
– Однако вы не сказали, почему вдруг, на мое счастье, очутились неподалеку, – поспешно спросила я, стараясь сгладить неловкость.
– Я не мог уснуть… почему-то не находил себе места… волновался… у меня было предчувствие, что случится беда. В конце концов я сел в лодку, доплыл до берега и пошел к водопаду. Когда вы закричали, я как раз добрался до Пальмовой долины.
– Почему вы не двинулись за подмогой в отель, а принесли меня сюда?
Он снова покраснел.
– Наверно, вы сочтете меня дерзким… Но, по-моему, вам до сих пор непонятно, в какой вы опасности. Думаете, надо было сообщить вашим друзьям? А я решил, что лучше меня о вас никто не позаботится. Сюда на остров чужие не заглядывают. Вот я и попросил старушку Батани – я ее однажды вылечил от лихорадки – присмотреть за вами. Она преданный друг и никому не скажет ни слова. Я мог бы держать вас здесь месяцы, годы, и никто бы не узнал.
«Я мог бы держать вас здесь месяцы, годы, и никто бы не узнал!» Какое счастье порой доставляют человеку всего несколько слов!
– Вы поступили абсолютно правильно, – спокойно сказала я. – И, пожалуй, мне не стоит извещать друзей. Они все равно уже так долго беспокоятся, что лишние пара дней ничего не изменят. Тем более это не близкие люди, а просто знакомые… Даже Сюзанна. И вдобавок человек, написавший записку, прекрасно информирован о моей жизни… просто великолепно! Ее не мог написать кто-то чужой.
На сей раз мне удалось упомянуть про записку, не покраснев.
– Если бы вы меня послушались… – нерешительно начал Гарри.
– Этого не обещаю, – чистосердечно призналась я. – Но послушать не повредит.
– Вы всегда делаете то, что вам заблагорассудится, мисс Беддингфелд?
– Обычно, – уклончиво ответила я. Любому другому я, кроме Гарри, сказала бы «всегда».
– Мне жалко вашего мужа, – неожиданно выпалил Гарри.
– И совершенно зря, – возразила я. – Ведь я выйду замуж только за человека, в которого влюблена без памяти. А ради любимого женщина с превеликим удовольствием делает то, что ей не нравится. И чем более она своевольна, тем больше ей это нравится.
– Боюсь, что вынужден с вами не согласиться. Как правило, муж такой женщины оказывается под башмаком у супруги, – Гарри говорил с легкой усмешкой.
– Вот именно! – радостно вскричала я. – Потому-то так много несчастливых браков. И виноваты во всем мужчины! Они либо потакают женам, и те начинают их презирать, либо ведут себя как законченные эгоисты, всегда настаивают на своем и ни разу в жизни не скажут «спасибо»! Умный муж заставит жену поступить так, как ему нужно, а за это будет ее превозносить до небес. Женщины обожают подчиняться, но любят, чтобы их жертвы были оценены по достоинству. С другой стороны, мужчины обычно не ценят женщин, которые всегда ведут себя идеально. Я лично, выйдя замуж, буду в основном жуткой ведьмой, но иногда, в самый неожиданный для мужа момент, проявлю свою ангельскую сущность.
Гарри рассмеялся.
– Да, вы будете жить с муженьком как кошка с собакой.
– Влюбленные всегда ссорятся, – возразила я. – Ссорятся, потому что не понимают друг друга. Если же к ним это взаимопонимание вдруг приходит, то – прощай, любовь!
– А обратное тоже верно? Если люди ссорятся, значит, они влюблены друг в друга, да?
– Я… не знаю, – смутилась я.
Гарри отвернулся к очагу и небрежно спросил:
– Хотите еще супа?
– Да, спасибо. Я так проголодалась, что съем целого бегемота.
– Прекрасно.
Гарри принялся колдовать над огнем, я внимательно за ним наблюдала.
– Когда мне можно будет встать с постели, я буду готовить еду сама, – пообещала я.
– Что-то я сомневаюсь в ваших кулинарных способностях.
– Разогреть консервы – дело нехитрое, – передернула плечами я, указав на груду консервных банок возле очага.
– Один – ноль! – сказал Гарри и рассмеялся.
Когда он смеялся, его лицо преображалось. В нем появлялось что-то мальчишеское, счастливое… Гарри становился другим человеком.
С удовольствием доедая суп, я напомнила ему, что он собирался дать мне совет.
– Ах да! – спохватился он. – Я вот что хотел сказать. На вашем месте я бы залег на дно и лежал бы тихо, как мышка, пока бы не поправился. Отсутствие тела их не удивит. Вы вполне могли разбиться о скалы, а останки унесло бы течением.
Я содрогнулась.
– А когда вы полностью поправитесь, поезжайте тихо-мирно в Бейру, садитесь там на корабль и возвращайтесь в Англию.
– Ага, и будьте паинькой, – презрительно фыркнула я.
– Вы говорите как глупая девчонка.
– Никакая я не глупая девчонка! Я вполне взрослая женщина!
– Что верно, то верно, разрази меня гром, – пробормотал Гарри и бросился вон из хижины.
Я поправлялась очень быстро. Больше всего у меня болели голова и рука. Руку я повредила довольно серьезно; вначале Гарри даже думал, что она сломана. Он, к счастью, ошибся, и скоро я, превозмогая боль, начала ею двигать.
Странное мы переживали время. Мы были отрезаны от мира, совсем одни, как Адам и Ева… но совсем по-другому! Старая Батани нам не мешала, мы замечали ее присутствие не больше, чем обращали бы внимание на кошку или собаку. Еду я готовила сама (по возможности, ведь у меня была только одна рабочая рука). Гарри часто отлучался, но все равно мы успевали проводить долгие часы в тени пальм, болтая и ссорясь, страстно споря и опять мирясь. Ссорились мы то и дело, однако постепенно между нами завязывалась настоящая, крепкая дружба, о которой я раньше и мечтать-то не смела. Дружба и еще кое-что.
Я понимала, что скоро мне придется покинуть остров, и на сердце у меня было тяжело. Неужели Гарри меня отпустит вот так, без единого слова? Не выдав себя даже взглядом? Гарри периодически становился очень молчаливым, мрачнел, мог вдруг вскочить и куда-то уйти. Критический момент наступил однажды вечером. Покончив с незатейливым ужином, мы сидели на пороге хижины. Солнце закатывалось.
