Эрл Гарднер - Дело о двойняшке
– Что?! – воскликнул Эллиотт.
– И Гламис осудят за предумышленное убийство первой степени, – добавил Мейсон, внимательно наблюдая за молодым человеком.
– Мистер Мейсон, я рассказал вам, что видел, но я не собираюсь это никому больше открывать.
– Это вы так думаете, – заметил Мейсон.
– Но что… что мне делать?
– Я не могу консультировать вас, – ответил Мейсон. – Я представляю Картера Джилмана, а если арестуют Гламис, то, вероятно, я стану представлять и ее. Мне хотелось знать истинные факты дела. Для вашего сведения, Гламис отрицает, что когда-либо встречалась с Верой Мартель, и заявила, что вообще понятия не имеет, кто она такая.
– Но как она объяснила, зачем она ходила в мастерскую вчера утром? – поинтересовался Эллиотт.
– Об этом я ее не спрашивал. Не исключено, что сейчас это выясняет полиция. А если нет, то они продолжат допрос, поговорив с вами.
– Они могут заставить меня сделать заявление?
– Они имеют право отвезти вас в управление. Если вы откажетесь говорить, то из этого не выйдет ничего хорошего. Если не откажетесь, то последствия будут ужасными. Вам вручат повестку, и тогда вы предстанете перед Большим жюри. Там вы обязаны отвечать на вопросы.
– Не обязан, – упрямо сказал Эллиотт.
– Тогда вы сядете в тюрьму. А если наврете, то тоже сядете – за лжесвидетельство.
– Но если я открою рот, Гламис окажется замешанной в убийстве?
– Гламис, скорее всего, уже сейчас замешана в убийстве, – сказал Мейсон. – У нее был шанс сообщить мне правду, но она им не воспользовалась. Я не представляю, чего ждать теперь.
– А если, например, полиция не сможет меня найти? – спросил Эллиотт.
– Она найдет вас.
– Я в этом не уверен.
– Если вы исчезнете и полиция не сможет вас найти, а потом выяснится, что вы находились в доме Джилманов вчера утром, Веру Мартель убили тоже вчера утром в мастерской Джилмана, то вы становитесь лицом, на которое в первую очередь падает подозрение.
Эллиотт начал быстро мигать глазами.
– И? – спросил он.
– Вы сами в состоянии сделать выводы, – ответил Мейсон.
– Послушайте, – обратился к адвокату Эллиотт, – сколько у меня времени до того, как полиция станет меня искать?
– Мне-то откуда знать? Возможно, уже сейчас они направляются сюда.
Эллиотт подошел к входной двери и открыл ее.
– Я сообщил вам все, что мне известно, господа. У меня есть и другие дела.
– Если вы планируете… – начал Мейсон.
– Вы слышали, что я сказал. Интервью закончено.
Мейсон встретился взглядом с Полом Дрейком, кивнул, и они вышли из квартиры.
Эллиотт плотно закрыл за ними дверь.
Мейсон с сыщиком спустились вниз на лифте. Они молчали, пока не оказались на улице.
– Ты на машине, Пол? – поинтересовался Мейсон.
– Да. А ты?
– Тоже.
– Мне сесть ему на хвост? – спросил детектив.
Мейсон покачал головой.
– Почему нет? Ты же знаешь, чего ждать. Он смотается.
– Ты помнишь, что я ему сказал? Я не имею права давать ему какие-либо советы, а если он решит скрыться, то подозрение в первую очередь падет на него.
– Ты вел себя очень этично, Перри, однако окажись я на месте Хартли Эллиотта, влюбленного в Гламис Барлоу, то я обязательно нашел бы какое-нибудь дело, которое заставило бы меня покинуть страну.
– И ты хочешь проследить, куда он направится?
– Это может помочь, – заметил Дрейк.
– Кому?
Дрейк с минуту обдумывал вопрос адвоката, потом улыбнулся и сказал:
– Я понял тебя, Перри. Мне следовать за тобой в контору?
– Да, не выпускай меня из виду, – ответил Мейсон.
Глава 11
Предварительное слушание дела по обвинению Картера Джилмана началось самым обычным образом и ничем не отличалось от традиционных предварительных слушаний в штате Калифорния.
Однако ветераны судебных сражений обратили внимание на то, что заместитель окружного прокурора Эдуард Маркус Дииринг был более внимателен, представляя доказательства и закладывая основу для передачи дела в следующую судебную инстанцию, чем в случае, если бы обвиняемого не представлял знаменитый Перри Мейсон.
Дииринг сообщил коллегам, что на этот раз доказательства настолько неоспоримы, что даже самому Перри Мейсону не удастся найти лазейку.
В качестве своего первого свидетеля заместитель окружного прокурора пригласил полицейского, обнаружившего труп Веры Мартель.
Полицейский описал следы колес, оставшиеся на дороге, то, как он осматривал местность и как обнаружил труп за рулем автомашины. Из положения переключателя передач свидетель, как опытный водитель, сделал вывод, что машина двигалась на черепашьей скорости, приближаясь к обрыву, с которого упала.
По следам на обочине можно судить, что это не была машина, вылетевшая из-за поворота на полной скорости, когда водителю не удается справиться с управлением. На обочине была грязь, четкие отпечатки на которой указывают на то, что машину специально повернули к обрыву, с которого она в дальнейшем слетела. Траектория движения на большой скорости была бы совсем другой. Здесь же имелась абсолютно прямая линия в определенном направлении – в пропасть. Если бы машина неслась на высокой скорости, то камни на краю обрыва разлетелись бы во все стороны. Однако в данном случае они практически все остались на месте, а следы от колес показывали, что, наоборот, выбирался путь, где меньше всего камней и они самые маленькие.
Полицейский представил фотографии машины, трупа и камней на краю обрыва.
Мейсон очень внимательно слушал показания свидетеля, но, когда ему предложили провести перекрестный допрос, заявил:
– У меня нет вопросов, ваша честь.
Судья Борис Алворд разрешил свидетелю покинуть место дачи показаний и внимательно посмотрел на Перри Мейсона.
– Защита планирует представлять свою версию? – поинтересовался судья.
– Мы пока не знаем, ваша честь.
– Вы будете возражать против решения передать дело в следующую судебную инстанцию?
– Да, ваша честь.
– Приглашайте своего следующего свидетеля, – обратился судья Алворд к заместителю окружного прокурора.
Дииринг пригласил патологоанатома, который рассказал о нескольких сломанных костях и внутренних повреждениях трупа.
– Какова, с вашей точки зрения, причина смерти? – спросил Дииринг.
Судья Алворд бросил взгляд на Мейсона, ожидая возражения.
Мейсон промолчал.
– Я считаю, что смерть наступила в результате удушения руками, – заявил патологоанатом. – Кости были сломаны уже после наступления смерти, примерно часа через два.
