Морис Леблан - Хрустальная пробка
Люпен зашептал:
— Мне потребуется два или три часа времени, чтобы подпилить перекладину. Себастиани с сыновьями вернется еще?
— Конечно, — отвечал Добрек так же тихо. — Но думаю, что потом они оставят меня одного.
— Но они спят рядом?
— Да.
— Им не будет слышно?
— Нет, дверь слишком массивная.
— Хорошо. Тогда дело пойдет на лад. У меня с собой веревочная лестница. В силах ли вы подняться без моей помощи?
— Я думаю… попробую… главное, кисти пострадали… Ах, скоты! Я еле могу двигать руками… и очень ослабел. Но все же постараюсь… надо…
Он внезапно замолчал, послушал и, приложив палец ко рту, прошептал:
— Тс.
Когда Себастиани и сыновья вошли в зал, Добрек, который успел уже спрятать письмо и улечься в кровать, притворился внезапно разбуженным шумом. Сторож принес бутылку вина, стакан и немного еды.
— Как дела, господин депутат? — воскликнул он. — Конечно, может, мы и пересолили немного. Зверская штука это орудие пытки. Во времена революции и Бонапарта, как мне говорили, его часто пускали в ход. Хорошее изобретение, работает чисто, ни капли крови, и скоро: уже через двадцать минут у вас вырвали признание.
Себастиани разразился смехом.
— Кстати, господин депутат, поздравляю вас. Великолепно спрятано. Никому бы ни в жизнь не догадаться. Признаться, сначала нас, маркиза и меня, смутило имя Мэри, которое вы произнесли. Вы не лгали, только вот слово то застряло у вас. Надо было его закончить. Но все-таки странно. Так прямо в кабинете на столе?
Сторож встал и зашагал по комнате, потирая руки.
— Господин маркиз очень доволен, так доволен, что завтра вечером явится сам, чтобы выпустить вас на свободу. Да, нужно будет исполнить еще кое-какие формальности. Может, вам придется подписать несколько чеков, вернуть неправедно захваченное, вознаградить маркиза за издержки и труды. Но ведь для вас это что? Пустяк? Да, теперь уже никаких цепей, ни наручников, ничего не будет. Мне приказано даже поднести вам бутылку доброго старого вина и флягу коньяку, словом, обращаться с вами по-царски.
Себастиани отпустил еще несколько шуток, взял лампу, оглядел комнату в последний раз и сказал сыновьям:
— Дадим ему поспать. Да и вы отдохните-ка, только не засыпайте крепко… никогда нельзя знать…
Они вышли.
Люпен тихо спросил:
— Можно начать?
— Да, но осторожно. Возможно, что через час-другой они опять будут здесь, совершая обход.
Люпен принялся за работу. Заржавленное и попорченное от времени железо легко поддавалось под его острой пилой. После двух приемов он вдруг насторожился. Шорох не повторился. По-видимому, крыса скреблась в верхнем ярусе или пролетела сова, и он продолжал работу, подбодряемый Добреком, который сторожил у двери и предупредил бы его при малейшей опасности.
— Уф, — сказал он, проводя пилой в последний раз. — Не дурно. Ну, и тесно же в этом проклятом туннеле. А холод-то какой.
Он надавил изо всех сил на перекладину, которую подпилил снизу, и раздвинул ее настолько, чтобы можно было проскользнуть между двух оставшихся. Потом он отошел к более широкой части углубления, где он оставил веревочную лестницу. Укрепив ее за перекладину, он позвал:
— Сс… Готовы ли вы?
— Да, сейчас, еще разок послушаю. Спят… Давайте лестницу.
Люпен опустил ее и спросил:
— Помочь вам?
— Нет… я немного слаб… да ничего… обойдусь.
Действительно, он довольно скоро достиг отверстия коридора и собирался пойти вслед за своим спасителем. Однако свежий воздух и вино, выпитое им для подкрепления сил, так подействовали на его еще слабый организм, что он упал в обморок и пролежал на камне с полчаса. Люпен между тем уже начал терять терпение. Он привязал Добрека к одному концу веревки, другой конец которой был обвязан вокруг перекладины, намереваясь спустить его, как какой-нибудь тюк, но Добрек очнулся.
— Мне лучше, — прошептал он. — Долго ли будем спускаться?
— Довольно долго.
— Как же д'Альбюфе не предвидел возможности похищения отсюда?
— Скала стоит совсем отвесно.
— Но вы же смогли…
— Ну, конечно, ваши кузины настаивали. Да и жить надо с чего-нибудь, а ваши кузины были щедры…
— Милые девушки, — произнес Добрек. — Где они?
— Внизу, в лодке.
— Ах, значит, имеется и река?
— Да, но не будем разговаривать, это опасно.
— Еще слово только. Долго ли вы пробыли там, прежде чем бросили письмо?
— Нет, нет, самое большее с четверть часа. Я объясню вам все потом. Надо спешить.
Люпен прошел вперед, рекомендуя Добреку хорошенько ухватиться за веревку и спускаться назад. В более трудных местах он поддерживал Добрека.
Им понадобилось более сорока минут, чтобы добраться до площадки выступа, образованного скалой. Несколько раз Люпен должен был помогать своему компаньону, руки которого от недавних пыток совершенно потеряли гибкость.
Временами он стонал:
— Ах, канальи, как они меня измучили. Бродяги. О, д'Альбюфе. Ты мне дорого за это заплатишь.
— Молчите, — приказал Люпен.
— Что случилось?
— Наверху… шум…
Люпен с ужасом вспомнил графа Танкарвиля и его смерть от выстрела предательского аркебуза. Остановившись на площадке, они прислушивались. Вся обстановка, окружавшая их в этот миг, этот мрак и безмолвие, — приводили его в содрогание.
— Нет, — сказал он, — я ошибся. Вообще, с моей стороны глупо. Здесь нас не настигнут…
— Кто мог бы нас настигнуть?
— Нет, ничего, так, нелепая мысль…
Он поискал лестницу и, нащупав ее, сказал:
— Вот лестница, которая стоит в реке. Один из моих друзей и ваши кузины ее стерегут.
Он свистнул.
— Это я, — произнес он вполголоса. — Держите хорошенько лестницу.
Затем обращаясь к Добреку:
— Я спускаюсь.
Тот заметил:
— Пожалуй, лучше мне быть впереди.
— Почему?
— Я очень слаб. Вы обвяжете меня веревкой за пояс и будете меня придерживать, иначе я рискую.
— Да, вы правы, — сказал Люпен. — Подойдите.
Добрек подошел и встал на колени. Люпен обвязал его, потом, нагнувшись, схватился обеими руками за стойки, чтобы лестница не качалась.
— Идите, — проговорил он.
В ту же минуту он почувствовал мучительную боль в плече.
— Проклятие, — воскликнул он, опускаясь в изнеможении.
Добрек ударил его ножом сзади немного правее затылка.
— О, несчастный…
В темноте он еле различил, как Добрек освобождал себя от веревки и шептал:
— Как ты глуп. Приносишь мне от моей кузины Евфразии Руссело письмо, в котором я сразу узнаю почерк старшей — Аделаиды. Эта старая лиса из предосторожности подписалась именем младшей Евфразии. Как видишь, я разгадал… Теперь… немного подумавши… я могу… Я имею дело с Арсеном Люпеном, не так ли? Покровителем Клариссы, спасителем Жильбера. Бедняга. Твоя песенка спета. Я не часто прибегаю к помощи ножа, но у меня верный удар.
