Джон Карр - Дом, в котором живёт смерть
— Конечно, пожалуйста… если для вас это не слишком затруднительно.
— О, вовсе нет! Мы можем начать с осмотра этих лестниц. Идем, Серена?
— Надеюсь, вы простите меня, джентльмены, я думаю, что лучше займусь своими делами. Если что-то найдете, просто позовите меня, я буду неподалеку.
Вся троица направилась к главному холлу. По пути Джефф выглянул из окна. По дорожке неторопливо подъезжал «бьюик»-седан, который остановился сбоку и чуть поодаль от такси. Из машины появилась длинная, худая фигура Джилберта Бетьюна. Дядя Джил, как всегда дорого и изысканно одетый, сделал два шага к дому, затем повернулся и остановился, глядя в другую сторону подъездной дорожки.
Джефф замедлил шаги. Есть одна маленькая вещь, которой, как и простой вежливостью, он не должен пренебрегать. Он торопливо вошел в холл. Серены не было видно. Дэйв что-то растолковывал относительно пролетов лестницы восхищенному Малькольму Таунсенду. Джефф взбежал по этой лестнице и услышал трель колокольчика, когда оказался у дверей Гобеленовой комнаты. В ней он нашел сборник детективных рассказов, который прихватил с собой.
Когда он вернулся в нижний холл, Дэйв, принимая второго гостя этого утра, представил его первому. Когда Дэйв повлек Таунсенда в заднюю часть холла, Джефф обменялся рукопожатием с дядей Джилом.
— Как поживаете, дорогой? Когда вы вернулись из Батон-Руж?
В свои без малого пятьдесят лет Джилберт Бетьюн был довольно высок и худ. Седина лишь чуть посеребрила его черные волосы; он был радушен и в то же время сдержан, умен и полон энергии.
— Вчера поздно вечером, — ответил он. — Или, точнее, сегодня рано утром. Я звонил Мельхиору узнать, нет ли у него каких-то новостей для меня, и он мне их выложил. Так что вернулся обратно — и вот он я. На здоровье не жалуюсь, молодой человек, как, вижу, и ты. Как Париж?
— В общем и целом как обычно. Ходит много разговоров о каких-то американцах, которые собираются перелететь через Атлантику и только ждут, когда улучшится погода. Но ведь Атлантику уже пересекали по воздуху, не так ли?
— Да, конечно. Два англичанина, Элкок и Браун, преодолели ее на дирижабле еще в 1919 году. Когда люди говорят, что Атлантику никогда не удастся пересечь по воздуху, они имеют в виду — в одиночку и на аппарате тяжелее воздуха. Но так как кандидаты на приз в двадцать пять тысяч долларов выстроились в очередь, думаю, долго ждать этого номера не придется.
— Похоже что так. Кроме того, дядя Джил, я привез вам небольшой подарок — ваше любимое чтение.
Он вытащил книгу, которую дядя Джил, взяв, внимательно рассмотрел:
— «Тайна отца Брауна» Г. К. Честертона. Когда она вышла в свет?
— Официально она еще не опубликована. Это пилотный выпуск английского издания. Сюжеты просто первоклассные. Я подумал, она должна вам понравиться.
— Спасибо. Я очень ценю твое внимание.
Дядя Джил засунул книгу в карман. И тут по лицу его скользнула тень.
Дэйв и Малькольм Таунсенд поднимались по лестнице, последний тщательно исследовал каждую ступеньку. В нижнем холле слева находилась еще одна дверь с аркой, которая вела в гостиную напротив, меньше размерами и не столь аскетичную, потому что ее не так уж старательно пытались обставить мебелью соответствующего периода. За ней, в юго-западном углу здания, можно было увидеть полки в большой полутемной библиотеке.
Взяв Джеффа за руку, дядя Джил повлек его к дверям гостиной поменьше. Но входить в нее не стал, а остановился в дверном проеме и понизил голос.
— Я не удивился, найдя тебя здесь, — сказал он, — но хочу, чтобы ты приехал в мои апартаменты. В нашем распоряжении потрясающая тайна… если она не взорвется, как мина-ловушка; и если это случится, то ситуация может оказаться довольно сложной. Этим утром в Сити-Холл я наткнулся на Гарри Минноча, который сообщил мне, что встретился с тобой на судне, и сказал, что намекнул на нашу проблему. Ты уже достаточно взрослый, чтобы выслушать правду, и тебе лучше узнать ее. А теперь навостри уши, молодой человек! Таунсенд, приятель Дэйва, отнюдь не посторонний человек в этих делах. Прошлой осенью я слышал его лекцию в Ричмонде. Какое-то время они с Дэйвом будут заняты. Что же до меня, то сегодня днем и большую часть вечера я связан обязательствами. Но почему бы тебе не вернуться в город и не провести ленч со мной? В таком случае я смогу тебе все рассказать.
— Ленч? — вскликнул Джефф, посмотрев на часы. — Уже хорошо после одиннадцати, а я только что покончил с завтраком! Днем я могу перехватить сандвич, но ленча я не выдержу. Кроме того…
— Что именно? Что не так?
— Айра Рутледж! Все до одного просто терзают меня таинственными намеками или упоминаниями — но никто ничего не объясняет. И Айра, учитывая, что в марте он написал мне загадочное письмо, — самый уклончивый из всех. Но наконец я смогу все выяснить и успокоиться. Я пообещал быть у него в офисе сегодня ровно в два часа. По крайней мере, я выясню, как смерть Харальда Хобарта могла сказаться на мне и на другом человеке, не имеющем отношения к семье Хобарт. Айра Рутледж временами страшно раздражает, но делает то, что обещает. Айра…
В задней части холла пронзительно зазвонил телефон. Катон, оказавшийся рядом с ним, снял трубку и ответил. Затем, с улыбкой поклонившись, он протянул трубку Джеффу.
— Да? — сказал Джефф.
— Доброе утро, — ответил незабываемый голос. — Говорит Айра Рутледж. Хотя меня это страшно расстраивает, но обстоятельства складываются так, что встретиться сегодня мы не сможем.
Джефф с трудом удержал желание громко выругаться.
— То есть мы вообще не встретимся?
— Наоборот, мой мальчик. Настоятельно необходимо, чтобы мы таки встретились — и чем скорее, тем лучше.
— Так когда? Я к вашим услугам.
— Дай-ка мне глянуть. — Голос в трубке смолк. — Учитывая мой возраст и привычку к сидячему образу жизни… боюсь, что меня ждут совершенно непредсказуемые часы. До вечера я буду занят. А что, если в десять вечера и на том же месте… это не поздно для тебя?
— Нет, отнюдь! Но надеюсь, вы меня не подведете снова?
— Если даже президент Соединенных Штатов потребует моего присутствия, я сошлюсь, что в этот вечер я уже занят. Даю тебе торжественное обещание.
— Есть и кое-что другое. Едва только я говорю, мол, что-то не может или не должно случиться, как это немедленно происходит — и получается, что я лжец. Насколько я понимаю, это дело довольно сильно действует и на меня, и на некое другое лицо. Сможете ли вы объяснить то, что не растолковали в вашем письме или вчера вечером? Короче, беретесь ли вы все объяснить?
— Я все объясню. И даю торжественное обещание. Дверь в прихожую будет оставлена открытой. Просто заходи. Значит, до десяти вечера. Прими мои извинения — и до свидания!
