Агата Кристи - Пять поросят
Зачем думать об этом сейчас? Я была слепа и глуха, не смогла понять!
Немного еще осталось рассказывать.
Кэролайн и гувернантка спустились туда после ленча. Мередит пошел за ними. Но он сейчас же прибежал назад, сказал, что Эмиас умер. Тогда я все поняла. Поняла, что это сделала Кэролайн. Я все еще не думала о цикуте, подозревала, что если она пошла вниз, то застрелила или зарезала его. Я хотела броситься на нее, убить ее… Как она смогла это сделать? Как смогла? Проклятая женщина!..
Я ненавижу ее! Ненавижу и сегодня!
Ее даже не повесили. А стоило! Даже виселицы для нее было бы мало.
Я ненавижу ее!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..»
На этом заканчивалось письмо леди Диттишем.
Рассказ Сесили Уильямс
«Уважаемый мсье Пуаро!
Я посылаю Вам описание событий, участником которых я была. Буду вполне откровенна и ничего не скрою. Вы можете показать это Карле Крейл. Вероятно, это ее огорчит, но я всегда стояла за истину. Надо иметь смелость смотреть правде в глаза. Без этой смелости жизнь напрасна. Больше всего зла нам приносят те, кто, желая нас защитить, прячут правду.
Преданная вам, Сесили Уильямс».«Мое имя – Сесили Уильямс. Я была принята на работу миссис Крейл как гувернантка ее сестры по матери Анджелы Уоррен. Мне тогда было сорок восемь лет. Я приступила к работе в Олдербери – очень хорошее поместье в Саут-Девоне, которое на протяжении жизни многих поколений принадлежало семейству Крейл. Я знала, что мистер Крейл – известный художник, но мы с ним познакомились только после моего приезда в Олдербери. В доме жили мистер и миссис Крейл, их маленькая дочка, Анджела Уоррен (тогда девочка тринадцати лет) и двое слуг, которые много лет служили у Крейлов.
Моя ученица оказалась интересным и многообещающим ребенком, с яркими способностями. Мне было приятно работать с ней. Немного взбалмошная и недисциплинированная, но эти недостатки в большинстве случаев есть результат высокого интеллекта, а я всегда предпочитала учениц и с умом и с характером. Избыток жизненных сил можно направить в нужную сторону. И я убедилась, что Анджела все же способна подчиниться определенной дисциплине. Она была некоторым образом избалована слишком снисходительной миссис Крейл. Влияние же мистера Крейла вряд ли, на мой взгляд, было особенно желательным. Иногда он потакал ей, а иногда становился слишком строгим. Он человек со многими недостатками, человек настроения, на что, наверное, повлиял его бурный темперамент художника.
Я никогда не понимала, почему человеку со способностями художника обычно прощается, что он не умеет держать себя в границах пристойности. Меня не восхищала живопись мистера Крейла. Рисунок его казался уродливым, а цвета – слишком интенсивными. Но, конечно же, никто не спрашивал моего мнения.
Вскоре я начала чувствовать к миссис Крейл глубокую симпатию. Я восхищалась ее характером и смелостью, с какой она преодолевала трудности. Мистер Крейл был неверным мужем, и это, мне кажется, заставляло ее страдать. Более волевая женщина ушла бы от него, но миссис Крейл терпела его измены и прощала их, однако, должна сказать, не без бурных скандалов.
На процессе говорили, что они жили друг с другом как кошка с собакой. Я не зайду так далеко: миссис Крейл была человеком высоких достоинств, к ней неприменимы подобные термины. Но действительно между ними бывали ссоры. И я считаю это вполне естественным, принимая во внимание складывающиеся обстоятельства.
Я прослужила у них два года с лишним, когда появилась мисс Эльза Гриер. Она приехала в Олдербери, чтобы мистер Крейл написал ее портрет. Сразу же было видно, что мистер Крейл влюблен в эту девушку, а она, в свою очередь, и не пыталась это опровергнуть. Она вела себя, по моему мнению, бесстыдно, до невозможности развязно, на глазах у всех флиртовала с мистером Крейлом. Понятно, миссис Крейл ничего мне не говорила, но я видела, что она встревожена и опечалена. Поэтому я делала все возможное, чтобы облегчить ее судьбу. Мисс Гриер позировала ежедневно мистеру Крейлу, но я заметила, что работа продвигалась не очень быстро. У них, несомненно, было еще чем заняться!
Моя ученица, к счастью, не очень-то замечала, что происходило вокруг, – Анджела была слишком невинна. Несмотря на то, что умственно она хорошо развивалась, ее нельзя было назвать рано созревшей девушкой. Она не обнаруживала никакого желания читать недозволенные книжки, не проявляла нездорового интереса к определенным темам, как это часто бывает у девочек ее возраста. Поэтому она не замечала ничего особенного в дружбе между мистером Крейлом и мисс Гриер. Все же девочка ее не любила, считала глупой. В этом она была целиком права. Мисс Гриер получила, как я считаю, некоторое воспитание, но она никогда не раскрывала книжку и была не способна поддерживать разговор на какую-нибудь интеллектуальную тему.
Анджела, мне кажется, даже не понимала, насколько несчастна ее сестра, – она была не очень проницательна. Большую часть времени проводила в развлечениях, лазила по деревьям, гоняла на велосипеде, увлекалась чтением. Миссис Крейл постоянно волновало, как бы Анджела ничего не заподозрила о ее несчастье, и она старалась в присутствии девочки выглядеть веселой.
В один прекрасный день мисс Гриер возвратилась в Лондон – чему мы все, могу Вас заверить, были весьма рады. Слуги относились к ней с такой же «симпатией», как и я. Она требовала много внимания, но потом забывала даже сказать «спасибо». Вскоре уехал и мистер Крейл. Мне было жаль миссис Крейл, она всегда принимала очень близко к сердцу подобные вещи. Я ужасно злилась на мистера Крейла. Если у человека чуткая, уступчивая и умная жена, он не имеет права так себя вести по отношению к ней.
И все же мы с ней надеялись, что это кончится. Не то чтобы мы об этом говорили, нет, но она хорошо знала мое мнение по этому поводу. К сожалению, через несколько недель пара появилась снова – якобы необходимо было возобновить работу. Мистер Крейл работал теперь просто-таки неистово. Я поняла: она уже окончательно прибрала его к рукам.
События достигли кульминации накануне семнадцатого сентября. Поведение мисс Гриер в последнее время стало нестерпимо наглым. Миссис Крейл вела себя как настоящая дама: она проявляла холодную вежливость, но в то же время всем своим видом показывала негоднице, что о ней думает. Так вот, семнадцатого сентября, когда мы все сидели в гостиной после завтрака, мисс Гриер высказала странное замечание о том, как она переоборудует гостиную, когда будет жить в Олдербери. Понятно, миссис Крейл потребовала объяснения, и мисс Гриер имела наглость заявить – при всех! – что она собирается замуж за мистера Крейла, ни больше ни меньше. Она думала о браке с женатым человеком и говорила это его жене!
Я была чрезвычайно разгневана поведением мистера Крейла. Как он мог позволить этой девушке унижать его жену в ее же гостиной? Если он хотел бежать с нею, то должен был уехать, а не приводить в дом. Миссис Крейл, несмотря на негодование, не утратила достоинства. Как раз в тот момент зашел Эмиас Крейл, и она потребовала немедленного объяснения. Он, естественно, рассердился на мисс Гриер: ее поступок ставил его в неблаговидное положение, а мужчинам это не нравится, это ущемляет их достоинство. Мистер Крейл не нашел ничего лучшего, как промямлить, словно паяц, что сказанное мисс Гриер правда, но он, мол, не хотел, чтобы жена узнала об этом таким образом.
Я никогда не видела более презрительного взгляда, чем тот, который бросила Кэролайн. Она вышла из комнаты с высоко поднятой головой. Она была красивая женщина, гораздо красивее той девушки. У нее была поступь королевы. Я от всей души надеялась, что Эмиас Крейл будет наказан за свою жестокость, за неприятности и страдания, какие он причинил благородной женщине. Впервые я попробовала высказать миссис Крейл свое мнение, но она остановила меня: «Надо стараться вести себя как обычно. Это будет лучше всего. Пойдем все к Мередиту Блейку на чай». Тогда я сказала: «Вы изумительны, миссис Крейл». А она мне ответила: «Вы ничего не знаете…» Потом уже в дверях обернулась и, поцеловав меня, сказала: «Вы для меня единственное утешение…»
Мистер Крейл чувствовал себя явно не в своей тарелке, хотя и пытался казаться бодрым. Мистер Филипп Блейк держался как всегда. А мисс Гриер выглядела как довольная кошка, наткнувшаяся на блюдце со сметаной. Они все ушли. Возвратились часов в шесть. В тот вечер мне больше не удалось застать миссис Крейл одну. За столом она была спокойна и уравновешенна и рано пошла спать. Никто, кроме меня, наверное, не знал, как она страдала тогда!
