Эрл Гарднер - Дело нервного сообщника
– Но не имеет права вкладывать нужные ему слова в уста свидетеля. Не имеет значения, кто это делает – защита или обвинение. Тем не менее, – продолжил судья Хойт, – ситуация весьма деликатная. Я намерен отклонить протест. Я хочу, чтобы свидетель ответил, и думаю, он обязан ответить.
– Ну, – произнес Кидди, – если честно, я думал, что это именно та женщина, которую я посадил на дороге. Сейчас я просто не уверен, только и всего. Но я знаю, что если это та самая женщина, то я узнал бы ее, увидев во второй раз.
– Но тогда она не может быть одной из тех двух женщин, которые сели в ваше такси на Норт-Ла-Бреа?
– Если это женщина с дороги из загородного клуба, то нет.
– У меня все, – сказал Гамильтон Бергер.
Мейсон, приветливо улыбаясь, сказал:
– Правильно ли я вас понял? Если окажется, что она была одной из тех двух женщин с Ла-Бреа, то она не может быть той женщиной, которую вы подобрали, возвращаясь из загородного клуба?
– Верно. Если бы я увидел ту женщину снова, я бы узнал ее… точно так же, как узнал ее на опознании… только, может быть, когда я увидел ее на Ла-Бреа… э-э… ну, я не знаю…
– Вы знаете только, что видели эту женщину третьего июня или днем, или вечером? – спросил Мейсон.
– Да.
– Но видели ее в тот день только раз?
– Женщину, которую я посадил в свою машину по дороге из загородного клуба, я в тот день видел только раз, в этом я уверен.
– У меня все, – сказал Мейсон.
– Вопросов нет, – сказал Гамильтон Бергер раздраженно.
– Есть еще свидетельства, мистер Бергер? – спросил судья Хойт.
Прокурор ответил:
– Видите ли, ваша честь, я абсолютно уверен, что револьвер, фигурирующий в деле как вещественное доказательство, был приобретен мужем подозреваемой – мистером Энрайтом Харланом. Но в данный момент я не могу этого доказать.
– Можно поинтересоваться, почему? – спросил судья.
– Кто-то записал имя Энрайта Харлана в регистрационный список покупок огнестрельного оружия и в квитанцию о продаже, но установлено, что это не почерк мистера Харлана. Есть подозрение, что это женский почерк.
– Это почерк миссис Харлан? – спросил судья Хойт.
– Нет, ваша честь. К сожалению, это не ее почерк. Очевидно, какая-то другая женщина вписала имя Энрайта Харлана. Продавец же в настоящий момент не может припомнить всех обстоятельств покупки.
– Можете вы показать, чей это был револьвер?
– Единственный путь установления собственника – это показания мужа подзащитной. А против этого, разумеется, тут же будет выдвинут законный протест, ибо в подобных делах муж не может давать показаний против жены без ее на то согласия.
– Да-да, – сказал судья Хойт, нахмурившись.
– Думаю, всем очевидно, что здесь произошло, – гнул свою линию прокурор. – Мы стали свидетелями приведения в действие плана, разработанного с целью запутать свидетеля. Я полагаю, суду следует пристально взглянуть на это дело. Я считаю, имел место факт неуважения к суду.
– Не вижу, как можно выдвинуть здесь такое обвинение, – проворчал Хойт. – Но вполне возможно, что Ассоциация адвокатов заинтересуется.
И судья бросил взгляд на Перри Мейcона.
– Почему? – с простодушным видом спросил Мейсон.
Лицо судьи помрачнело.
– Вам лучше знать, почему, – сказал он. – Если ваше знакомство с профессиональной этикой столь поверхностно, что вы без моих объяснений не понимаете, то вам следует серьезно заняться изучением этой самой этики.
– Я изучал ее, – заверил Мейсон. – В мои обязанности входит перекрестный допрос свидетеля. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы установить достоверность воспоминаний свидетеля. Если бы свидетель был абсолютно уверен, что женщина, севшая в его машину по дороге из клуба, была моя подзащитная, и если бы подзащитная снова села в его такси вечером того же дня, то он мгновенно ее вспомнил бы и сказал: «Добрый вечер, мэм. Вы уже сегодня ехали в моей машине…»
– Но ее не было в тот день в этой машине второй раз, – заявил Гамильтон Бергер. – Адвокат, подготавливая свой хитроумный план, не мог пойти на такой риск. В этом-то вся подлость. Он заставил какую-то другую женщину нанять именно это такси, чтобы получить квитанцию, которую позже передали подозреваемой.
– Ваше утверждение следует рассматривать как обвинение? – спросил Мейсон.
– Да, я выдвигаю такое обвинение.
– И вы готовы утверждать перед судом, что моей подзащитной не было в этом такси вечером третьего июня? Мы говорим об этике, мистер окружной прокурор, не так ли? Мы ведь в суде.
– Эй-эй, – закричал прокурор, – я знаю только то, что сказал свидетель!
– Свидетель сказал, что он не уверен. А теперь не желаете ли вы заявить суду, что вы уверены в этом?
– Не собираетесь ли вы допрашивать меня? – рявкнул Гамильтон Бергер.
– Если вы будете излагать суду какие-то факты, то я со всей определенностью буду допрашивать вас, – заявил Мейсон.
– Ну-ну, джентльмены! – воскликнул судья Хойт. – Ситуация развивается в направлении, которое не нравится суду. Причем развивается очень быстро.
– Все хорошо, – сказал Мейсон, – но я не намерен выслушивать обвинения в непрофессиональном поведении. Если бы я готовил обвинительное заключение и если бы мне на глаза попалась квитанция с номером рейса 984, то я уж точно проверил бы все обстоятельства, касающиеся этого рейса, до слушания в суде.
– Да, – сказал судья Хойт. – Думаю, окружной прокурор должен согласиться, что вся ситуация возникла из-за недоработок, имеющихся в деле. Вынужден признать, что это весьма щекотливое положение, когда в дело в качестве вещественного доказательства заносится квитанция, имеющая отношение к совершенно другому рейсу.
– Ну сами посудите, – пробурчал Гамильтон Бергер, – дата та же, номер такси тот же, сумма та же… Кто бы мог подумать?
– Вот именно, – сказал судья Хойт. – Поэтому суд, с учетом всех обстоятельств, считает, что надлежит выяснить со всей полнотой и определенностью, о каком рейсе все-таки идет речь.
Гамильтон Бергер начал было что-то говорить, но, видимо, передумал.
– Если бы этот свидетель, – сказал Мейсон, – говорил правду, если бы он со всей определенностью запомнил лицо моей подзащитной, ничто не смогло бы сбить его с толку. А если он позволил сбить себя с толку, то лишь потому, что отнюдь не так хорошо запомнил ее лицо, как того хотелось бы властям, проводившим опознание.
– Этот вывод, – сказал судья Хойт, – к сожалению, неизбежен. Независимо от того, как это произошло, мистер прокурор, вы должны признать, что свидетельство безнадежно испорчено. Вряд ли вам удастся использовать этого свидетеля перед судом присяжных.
