Жорж Сименон - Исчезновение Одиль
– Я не смогла бы здесь больше жить. Я пыталась. Вы знаете, что из этого вышло.
– А ты не думаешь, что через несколько недель тебе это надоест?
– Если надоест, я вернусь.
– Ну что ж! Я – была к этому готова. Как твоя рука?
– Моя рука в полном порядке. Рана быстро затянется, и у меня даже не будет больше повязки.
– Ты не проголодалась?
– Нет. Я поела в вагоне-ресторане.
Было почти семь часов вечера. Горели лампы. Их приходилось зажигать рано, так как дом был темным.
– Может, все же перекусишь с нами?
– Если тебе так хочется.
Раздался треск мопеда Боба. Он поставил его в гараж и вернулся к дому.
Он поцеловал сестру, воскликнув:
– Ну что, не слишком растерялась, оказавшись вновь в нашем добром старом доме?
Он подмигнул ей.
– Нет, не слишком.
Он взглянул на родителей и, заметив натянутое лицо матери, понял, что произошло.
– Когда ты снова уезжаешь?
– Через два дня.
– Почему ты решил, что она не собирается здесь оставаться? – спросила мать.
– Просто я знаю Одиль, и я виделся с ней в Париже.
– Тебе известно, кем она хочет стать?
– Нет.
– Секретаршей у врача.
– Неплохая мысль.
– По-твоему, она права?
– Она в таком возрасте, когда люди сами решают. И потом, это касается только ее.
Пришла Матильда и сказала, что ужин подан. Прежде чем покинуть гостиную, Одиль наскоро проглотила свой джин.
– Это ты в Париже пристрастилась к выпивке?
– Нет. Здесь. В доме все пьют, кроме Боба, с ним это случается редко.
– Но не всем восемнадцать лет.
Ужин превратился для нее в пытку. У нее было такое ощущение, будто ей не хватает воздуха. Все, кроме брата, по очереди смотрели на нее, как будто она вдруг превратилась в какую-то диковинку.
Самой резкой и самой недоверчивой выказала себя мать.
– С кем ты едешь в Париж?
– Ни с кем.
– Но есть же кто-то, кто тебя там ждет.
Она чуть было не покраснела, вспомнив про Альбера. Боб украдкой бросил на нее взгляд.
– Никто меня там не ждет.
– Думаешь, тебе весело будет жить одной?
– Я только что проделала такой опыт, и мне ни секунды не было скучно.
– А здесь тебе скучно?
– Я этого не говорила.
– Но ты так думаешь.
– Мне нравится жить независимо.
Едва ли она разбирала, что ест, и тут подумала о своем отличном парижском аппетите.
Когда ужин закончился, она стала прощаться.
– Я поднимусь к себе. Мне нужно сложить вещи.
Боб принес ей чемодан; войдя в комнату, сел на край кровати.
– Ну, ты даешь, берешь быка за рога.
– Так было нужно. Завтра было бы хуже.
– Может, ты и права.
– Мне жаль папу, я причинила ему боль. Он показался мне постаревшим, менее уверенным в себе.
– Ты забываешь, что он уже «уговорил» свои две бутылки.
– Знаю, но я его не видела таким. Мне не впервой уезжать на несколько дней. Но на этот раз мне кажется, что все изменилось.
– Даже я?
– Дурак!
– Знаешь, весьма вероятно, что я когда-нибудь стану таким же, как они. Не в этом доме – его время уже прошло. Я заживу хорошо налаженной жизнью, в центре которой будет моя работа.
– И твоя жена.
– Если я женюсь. Пока у меня нет к этому никакого желания. Как поживает твой молодой врач?
– Он еще не врач.
– Ну хорошо. Твой молодой студент.
– Приходил каждый день и менял мне повязку.
– Влюбилась?
– Не знаю.
– А он?
– Робеет все больше и больше.
– Потому что не решается объясниться в любви.
– Я тоже было так подумала, но сейчас уже не столь уверена в этом.
– Ты сохранила за собой номер?
– Да.
– Эта история с секретаршей правда?
– Нет. Но надеюсь, так оно и будет. Когда вернусь, помещу объявление в газетах.
Она открывала шкафы, бросала в угол комнаты одежду, которую не собиралась больше носить.
– Зачем я хранила все это старье!
– Ты не сможешь ходить в джинсах, работая секретаршей.
– Надену платье.
Он удивленно наблюдал за ней, когда она ходила взад-вперед. Изменился не дом. И не родители. Изменилась она.
– Ты встретишься с доктором Вине?
– Зачем? Я не больна.
Она впервые произнесла эти слова. Прежде она всегда тревожилась за свое здоровье и жаловалась на самые немыслимые недомогания.
– Он расстроится, если узнает, что ты приезжала и не повидалась с ним.
– Завтра будет видно. Может, я ему и позвоню.
– В воскресенье?
– Он уже навещал меня в воскресенье, и я его тоже.
Он взглянул на кучу одежды и белья, от которых она освобождалась.
– Так тебе нечего будет носить.
– Если бы было можно, я бы все побросала, все, что напоминает мне о прошлом, и носила бы только новые вещи.
Она рассмеялась.
– Видишь, я еще и экстравагантна.
– Мне будет тебя недоставать.
– Мне тоже будет тебя недоставать. Ты мой единственный друг. Надеюсь, ты время от времени станешь ко мне наезжать.
У Альбера Пуэнте по воскресеньям был тот же распорядок дня, что и на неделе. После прогулки он, прихватив с собой две бутылки, поднимался в мансарду и устраивался за рабочим столом
Около девяти утра он услышал легкие шаги на лестнице Ему и в голову не пришло, что это уже встала его дочь, а между тем это была именно она
– Я тебе помешала?
– Нет. Садись. Ты позавтракала?
– Только что.
– Мать встала?
– Во всяком случае, она еще не спускалась.
– Не надо на нее обижаться. Для меня твое решение тоже явилось ударом. Мы привыкли жить вчетвером, дважды в день встречаться за обеденным столом.
– За которым каждый молчит.
– Потому что у всех разные интересы. Тебе не приходило в голову, что такое поведение родителей взрослых детей зачастую объясняется стыдливостью? Не хочется надоедать вам своими проблемами. А спрашивать о ваших мы не решаемся.
Он смотрел на нее своими грустными глазами.
– Как ты собираешься решать денежный вопрос?
– Буду работать.
– Знаю, но тебе не заработать столько, сколько нужно, чтобы жить так, как ты уже привыкла. Я думал об этом вчера вечером, лежа в постели. Боб находится на нашем попечении, пока не закончит учебу, и, кроме того, я даю ему карманные деньги.
– Это ведь естественно? Иначе у нас бы очень скоро стало не хватать студентов.
– Предположим, что ты оказалась в таком же положении, что ты продолжила учебу здесь или в Париже. Я бы тогда поддерживал тебя материально, пока бы ты не стала зарабатывать достаточно для жизни.
– Я не думала об этом.
– То, что ты собираешься делать, это своего рода обучение ремеслу. Значит, я поступлю так, как если бы ты училась, и буду выплачивать тебе содержание, пока тебе не исполнится двадцать пять лет.
