Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник)
— В котором часу вы последний раз видели лодку? — спросил Торндайк.
— Около половины восьмого.
— Кто там сидел? — задал вопрос капитан.
— Не знаю, сэр. Он греб спиной ко мне.
— У него с собой имелись сумка или сундучок? — продолжал допытываться Торндайк.
— Да, сундучок был. Маленький такой, зеленый и с веревочными ручками.
— Перевязанный веревкой?
— Да, один раз, чтобы не открывалась крышка.
— Где он лежал?
— На корме, сэр.
— Как далеко находилась лодка, когда вы видели ее в последний раз?
— В полумиле от маяка.
— В полумиле? — воскликнул капитан. — Как же, черт побери, вы могли разглядеть какой- то там сундучок?
Смотритель покраснел и подозрительно покосился на Торндайка.
— У меня была подзорная труба, сэр, — хмуро пояснил он.
— Понятно. Достаточно, Джефрис. Вам придется прийти на допрос. Скажите Смиту, что я хочу с ним поговорить.
Мы с Торндайком подвинули стулья к окну, выходившему на море. Но не море и проплывающие суда привлекли внимание моего коллеги. На стене рядом с окном висела вырезанная из дерева полка с трубками. Торндайк увидел ее, когда мы входили в комнату, и временами с интересом рассматривал.
— Похоже, вы все тут заядлые курильщики, — заметил он, обращаясь к смотрителю Смиту, когда капитан закончил инструктировать сменщика.
— Да, сэр, что скрывать, любим побаловаться табачком. Живем затворниками, а табак здесь дешево обходится.
— Почему?
— Да нам его подвозят. Когда мимо идут какие-нибудь иностранцы, особенно голландцы, они подбрасывают нам плитку-другую. Мы же не на берегу, значит, пошлину платить не надо.
— Значит, в табачные лавки вы не ходите? И рассыпной табак не покупаете?
— Нет, сэр. Он плохо хранится. У нас здесь все твердое — и сухари, и табак.
— Я вижу, тут, как полагается, полка для трубок.
— Да, это я смастерил ее в свободное время. Чтобы трубки везде не валялись, да и на кубрик было похоже.
— Кто-то, видно, не слишком часто курит, — заметил Торндайк, указывая на одну из трубок, покрытую зеленой плесенью.
— Да, это трубка Парсонса, моего приятеля. Должно быть, он забыл ее, когда уезжал месяц назад. Здесь сыро, и трубки быстро плесневеют.
— А как скоро трубка покрывается плесенью, если ее не трогать?
— Зависит от погоды. Когда тепло и сыро, то через неделю. Вот трубка Барнета, того парня, что сломал ногу — на ней уже появились пятна, а ведь и трех дней не прошло, как он смотался отсюда.
— А другие трубки тоже ваши?
— Нет, сэр. Моя только одна. Там с краю трубка Джефриса, и та, что посередине, тоже, видно, его, только я ее раньше не видел.
— Вы прямо спец по трубкам, — заметил вошедший в комнату капитан. — Похоже, вы этим вопросом занимались всерьез.
— Всерьез я занимался только человеческой личностью, — объяснил Торндайк, когда смотритель ушел, — а также предметами, которые несут ее отпечаток. Трубка — это нечто очень личное. Посмотрите на полку. У каждой трубки свои особенности, которые в какой-то мере отражают привычки ее владельца. Возьмем, к примеру, трубку Джефриса, ту, которая с края. Мундштук у нее почти прокушен насквозь, табачная камера исцарапана и изрезана, а ее края разбиты и имеют сколы. Все это говорит о грубой силе и небрежном обращении. Он жует мундштук, когда курит, кое-как чистит трубку и слишком сильно ею стучит, когда выколачивает золу. И этот человек точно соответствует своей трубке: сильный, с квадратной челюстью и довольно буйного нрава.
— Да, Джефрис крепкий орешек, — согласился капитан.
— А вот трубка Смита. Табачная камера полна золы, края ее обгорели. Ее владелец любит поговорить и часто вынимает трубку изо рта, а потом раскуривает заново. Но меня прежде всего интересует та, которая посередине.
— Смит ведь сказал, что она тоже принадлежит Джефрису? — уточнил я.
— Да, но, должно быть, ошибся. Прежде всего на мундштуке нет отметин от зубов, хотя трубка старая и ничуть не похожа на трубку Джефриса.
Края чаши не повреждены, значит, с ней обращались с осторожностью. Серебряный поясок совсем почернел, а поясок на трубке Джефриса блестит, как новенький.
— Я даже не заметил, что там есть поясок, — вставил капитан. — А почему он так почернел?
Взяв трубку с полки, Торндайк внимательно к ней присмотрелся.
— Налет сульфида серебра. Видимо, в кармане имелась какая-то сера.
— Ясно, — произнес капитан и, подавив зевок, стал следить из окна за приближающимся судном. — В ней полно табака. И какова мораль сей басни?
Торндайк внимательно посмотрел на мундштук:
— Мораль сей басни такова: прежде чем набить трубку, надо ее прочистить.
И он указал на мундштук, отверстие которого было забито какой-то трухой.
— Весьма полезный совет, — сказал капитан, поднимаясь и снова зевая. — Если не возражаете, я на минутку отлучусь и посмотрю, что там за судно. Похоже, оно направляется сюда.
Взяв подзорную трубу, он вышел на галерею.
Когда капитан ушел, Торндайк раскрыл складной нож и выгреб табак из трубки к себе на ладонь.
— Да это же махорка! — воскликнул я.
— Да, — подтвердил Торндайк, возвращая табак в трубку. — Такого вы не ожидали?
— Я об этом не думал. Меня больше занимал серебряный ободок.
— Да, тоже интересно, но давайте сначала посмотрим, чем забит мундштук.
Достав из зеленого чемоданчика препаровальную иглу, Торндайк извлек из отверстия небольшой комочек. Поместив его на предметное стекло, добавил каплю глицерина и закрыл другим стеклом.
— Положите трубку обратно на полку, — попросил он меня, помещая стекло под микроскоп.
Через некоторое время Торндайк встал из-за стола и махнул рукой в сторону микроскопа:
— Посмотрите сами, Джервис.
Прильнув к окуляру и двигая предметное стекло, я стал определять состав мягкого комочка. Там присутствовал вездесущий хлопок, несколько шерстяных волокон, но самым интересным объектом были два-три крохотных волоска зигзагообразной формы, расширяющиеся на концах, подобно веслу.
— Здесь шерсть какого-то небольшого животного, но не мыши или крысы и вообще не грызуна, а какого-то насекомоядного. Да! Конечно же! Это шерсть крота.
Потрясенный своим открытием, я молча смотрел на своего коллегу.
— Да, ее ни с чем не спутаешь, что дает ключ к разгадке, — произнес он.
— Вы считаете, это трубка утопленника?
