Агата Кристи - Том 9
— Я захватил с собой походную аптечку, — ответил Армстронг. — Посмотрите сами, там только снотворные: трионал, сульфонал, бром, потом сода, аспирин, вот и все. Цианидов у меня нет.
— Я тоже привез с собой снотворное, — вставил судья. — Сульфонал, по-моему. В больших количествах он, кажется, смертелен. У вас, мистер Ломбард, насколько мне известно, есть револьвер.
— Ну и что из того? — взвился Ломбард.
— А то, что я предлагаю собрать и спрятать в надежное место аптечку доктора, мое снотворное, ваш револьвер, а также все лекарства и огнестрельное оружие, если оно у кого есть. Когда мы это сделаем, каждый из нас согласится подвергнуть обыску себя и свои вещи.
— Чтоб я отдал револьвер — да ни в жизнь! — вскипел Ломбард.
— Мистер Ломбард, — оборвал его судья, — хотя на вашей стороне преимущества молодости да и в силе вам не откажешь, отставной инспектор, пожалуй, не слабее вас.
Не берусь предсказать, кто из вас победит в рукопашной, но одно знаю твердо: доктор Армстронг, мисс Клейторн и я станем на сторону Блора и будем помогать ему, как сумеем. Так что, если вы окажете сопротивление, мы вас все равно одолеем.
Ломбард откинул назад голову. Хищно оскалил зубы.
— Ну что ж, раз вы все заодно, будь по-вашему.
Судья Уоргрейв кивнул.
— Вам, молодой человек, не откажешь в здравом смысле. Где вы храните револьвер?
— В ящике столика у моей кровати.
— Понятно.
— Я схожу за ним.
— Пожалуй, лучше будет, если мы составим вам компанию.
Губы Ломбарда снова раздвинула хищная улыбка.
— Кого-кого, а вас не проведешь.
Они прошли в спальню Ломбарда. Ломбард направился прямо к ночному столику, выдвинул ящик. И с проклятьем отпрянул — ящик был пуст.
— Теперь вы довольны? — Ломбард, в чем мать родила, помогал мужчинам обыскивать комнату.
Вера ждала в коридоре. Обыск продолжался. Одного за другим обыскали доктора Армстронга, судью и Блора.
Выйдя из комнаты Блора, мужчины направились к Вере.
— Мисс Клейторн, — обратился к ней судья. — Я надеюсь, вы понимаете, что никакие исключения недопустимы. Нам необходимо во что бы то ни стало найти револьвер. У вас, наверное, есть с собой купальный костюм?
Вера кивнула.
— В таком случае прошу вас пройти в спальню, надеть купальник и вернуться сюда.
Вера затворила за собой дверь. Через несколько минут она появилась в плотно облегавшем фигуру купальнике жатого шелка.
— Благодарю вас, мисс Клейторн, — сказал судья. — Извольте подождать здесь, пока мы обыщем вашу комнату.
Вера сидела в коридоре, терпеливо ожидая возвращения мужчин. Затем переоделась и присоединилась к ним.
— Теперь мы уверены в одном, — сказал судья. — Ни у кого из нас нет ни оружия, ни ядов. Лекарства мы сейчас сложим в надежное место. В кладовой, видимо, есть сейф для столового серебра.
— Все это очень хорошо, — прервал его Блор. — Но у кого будет храниться ключ? У вас, конечно?
Судья не удостоил его ответом. Он направился в кладовую, остальные шли за ним по пятам. Там и впрямь обнаружился ящик, где хранили столовое серебро. По указанию судьи все лекарства сложили в ящик, а ящик закрыли на ключ. Затем судья распорядился поставить ящик в буфет, а тот, в свою очередь, запереть на ключ.
Ключ от ящика судья отдал Филиппу Ломбарду, а от буфета — Блору.
— Вы самые сильные среди нас, — сказал он. — Так что вам будет нелегко отнять ключ друг у друга, и никто из нас не сможет отнять ключ у любого из вас. А взламывать и буфет и ящик и затруднительно, и бессмысленно, потому что взломщик поднимет на ноги весь дом.
И помолчав, продолжал:
— Теперь нам предстоит решить весьма важный вопрос. Куда девался револьвер мистера Ломбарда?
— По моему мнению, — вставил Блор, — проще всего ответить на этот вопрос хозяину оружия.
У Филиппа Ломбарда побелели ноздри.
— Вы болван, Блор. Сколько раз вам повторять, что револьвер у меня украли!
— Когда вы видели револьвер в последний раз? — спросил судья.
— Вчера вечером, ложась спать, я на всякий случай сунул его в ящик ночного столика.
Судья кивнул головой.
— Значит, сказал он, — его украли утром, воспользовавшись суматохой: то ли когда мы носились в поисках Роджерса, то ли когда нашли его труп…
— Револьвер спрятан в доме, — сказала Вера. — Надо искать его.
Судья Уоргрейв привычным жестом погладил подбородок.
— Не думаю, чтобы поиски к чему-нибудь привели, — сказал он. — Преступник вполне мог успеть припрятать револьвер в надежное место. Я, признаться, отчаялся его найти.
— Я, конечно, не знаю, где револьвер, зато я знаю, где шприц, — уверенно заявил Блор. — Следуйте за мной.
Он открыл парадную дверь и повел их вокруг дома. Под окном столовой они нашли шприц. Рядом валялась разбитая фарфоровая статуэтка-пятый негритенок.
— Больше ему негде быть, — торжествуя объяснял Блор. — Убив мисс Брент, преступник открыл окно, выкинул шприц, а вслед за ним отправил и негритенка.
На шприце не удалось обнаружить отпечатков пальцев. Очевидно, его тщательно вытерли.
Вера решительно объявила:
— Теперь надо заняться револьвером.
— Ладно, — сказал судья. — Но одно условие — держаться вместе. Помните, тот, кто ходит в одиночку, играет на руку маньяку.
Они снова обыскали весь дом, пядь за пядью, от подвала до чердака, и ничего не нашли. Револьвер исчез!
Глава тринадцатая
«Один из нас… Один из нас… Один из нас…» — без конца, час за часом, крутилось в голове у каждого. Их было пятеро — и все они, без исключения, были напуганы. Все, без исключения, следили друг за другом, все были на грани нервного срыва и даже не пытались это скрывать. Любезность была забыта, они уже не старались поддерживать разговор. Пять врагов, как каторжники цепью, скованные друг с другом инстинктом самосохранения.
Все они постепенно теряли человеческий облик. Возвращались в первобытное, звериное состояние. В судье проступило сходство с мудрой старой черепахой, он сидел, скрючившись, шея его ушла в плечи, проницательные глаза бдительно поблескивали. Инспектор в отставке Блор еще больше огрубел, отяжелел. Косолапо переваливался, как медведь. Глаза его налились кровью. Выражение тупой злобы не сходило с его лица. Загнанного зверя, готового ринуться на своих преследователей, — вот кого он напоминал. У Филиппа Ломбарда, напротив, все реакции еще больше обострились. Он настораживался при малейшем шорохе. Походка у него стала более легкой и стремительной, движения более гибкими и проворными. Он то и дело улыбался, оскаливая острые, белые зубы.
