Жорж Сименон - Мегрэ в Виши
— Да…
Лекёр прикурил сигарету и отошел под навес у входа в гостиницу.
— Я имею право производить арест между заходом и восходом солнца только в случае захвата на месте преступления… — Лекёр вложил некоторую иронию в цитирование этой статьи кодекса уголовного расследования[2]. — У меня даже нет достаточного количества улик, чтобы получить ордер на его арест… — задумчиво добавил он, казалось призывая Мегрэ прийти к нему на выручку, но тот промолчал. — Мне не хочется мариновать его всю ночь… Он подозревает, что его засекли… Ведь что-то помешало ему позвонить по телефону… Меня заинтересовало присутствие его жены в нескольких шагах от телефонной будки… — И он спросил, словно с упреком: — Вы ничего не скажете, патрон?
— Мне нечего сказать…
— Что бы вы сделали на моем месте?
— Я-то уж точно не стал бы ждать… Но не стал бы и подниматься наверх, ибо сейчас они, несомненно, раздеваются у себя в номере… Лучше послать ему короткую записку…
— И о чем, к примеру, мы напишем?
— О том, что некто в холле ждет, чтобы передать сообщение, предназначенное персонально ему…
— Вы думаете, что он спустится?
— Готов держать пари…
— Ты подождешь нас здесь, Дисель?.. Едва ли нам стоит всем вместе идти в отель…
Лекёр направился к портье, в то время как Мегрэ остался стоять посреди холла, рассеянно осматривая огромное, почти пустое помещение. Горели все люстры, и ему казалось, что где-то очень далеко, в другом мире, двое мужчин и две женщины, все уже в летах, играли в бридж, делая медленные движения. Расстояние придавало происходящему впечатление нереальности, словно действо разыгрывалось на медленно поворачивающейся сцене.
Посыльный с конвертом в руке бросился к лифту.
Приглушенный голос Лекёра произнес:
— Посмотрим, что это даст…
Потом, словно обстановка показалась ему торжественной, он снял шляпу. Мегрэ тоже держал соломенную шляпу в руке. Снаружи бушевала гроза, и за дверями лил сильный дождь. Несколько человек — видны были только их спины — укрылись под навесом.
Посыльный отсутствовал недолго и, появившись вновь, объявил:
— Господин Пелардо сейчас спустится…
Они невольно повернулись к лифту. Мегрэ заметил, что его коллега, крутивший ус большим и указательным пальцами, немного нервничал.
Наверху раздался звонок. Лифт поднялся, ненадолго остановился, потом вновь спустился на первый этаж.
Из кабины вышел одетый в темное розоволицый мужчина с седеющими волосами. Он обвел взглядом холл и с удивлением посмотрел на тех, кто его ждал.
Лекёр, державший в ладони значок комиссара полиции, незаметно показал его.
— Я хотел бы побеседовать с вами, господин Пелардо.
— Сейчас?
У него был хриплый голос, похожий на тот, что им описывали. Мужчина не был взволнован. Он, конечно, узнал Мегрэ и теперь, казалось, удивлялся тому, что знаменитый комиссар безмолвствует.
— Да, сейчас. Машина у входа. Я провожу вас в мой кабинет…
Лицо мужчины начало утрачивать розовый цвет. Пелардо было лет шестьдесят, но держался он прямо и, судя по его манерам и выражению лица, сохранял достоинство.
— Полагаю, что мой отказ ни к чему не приведет?
— Ни к чему, он только все усложнит…
Взгляд на портье, потом на холл, где вдали по-прежнему виднелись четыре силуэта. Взгляд на дождь, идущий за дверями отеля.
— Излишне просить вас разрешить мне подняться наверх за шляпой и плащом, не так ли?
Мегрэ встретил взгляд Лекёра и поднял глаза к потолку. Бесполезно и жестоко было бы оставлять там, наверху, мадам Пелардо в смятении и тревоге. Ночь обещала быть долгой, и оставалось мало шансов на то, что муж вернется и успокоит ее.
Лекёр пробурчал:
— Вы можете послать записку жене… Если только она не в курсе…
— Нет… Что я должен написать ей?..
— Не знаю… То, что вы задержитесь дольше, чем думали…
Мужчина направился к стойке:
— У вас найдется листок бумаги, Марсель?
Он был скорее опечален, чем подавлен или напуган.
Написал несколько слов лежавшей на стойке шариковой ручкой и отказался от предложенного портье конверта.
— Подождите несколько минут, а потом передайте наверх…
— Хорошо, господин Пелардо…
Портье хотел что-то добавить, поискал, но не нашел подходящих слов, и промолчал.
— Сюда…
Лекёр вполголоса инструктировал Диселя, который открывал заднюю дверцу машины.
— Садитесь…
Промышленник нагнулся и первым шагнул в автомобиль.
— Вы тоже, патрон…
Мегрэ понял, что его коллега не хотел оставлять своего пленника на заднем сиденье. Минуту спустя они уже ехали по улицам, а прохожие бежали от дождя или укрывались под деревьями. Даже в беседке, где обычно сидели музыканты, теснились люди.
Машина въезжала во двор отделения полиции на авеню Виктории, и Лекёр бросил несколько слов постовому. В коридорах были зажжены не все лампы, и путь показался Мегрэ долгим.
— Входите… Здесь не слишком комфортабельно, но я не хотел бы сразу отвозить вас в Клермон-Ферран…
Он снял шляпу, но не решился снять пиджак, промокший на плечах, как и у его спутников. После внезапного похолодания на улице в кабинете с застоявшимся воздухом было очень жарко.
— Садитесь…
Мегрэ забился в угол и начал набивать трубку, не сводя глаз с промышленника. Тот сел на стул и ждал, оставаясь внешне спокойным.
То было драматическое, почти душераздирающее спокойствие; комиссар чувствовал это. Ни одна черта лица не дрогнула. Взгляд промышленника переходил с одного полицейского на другого, и, несомненно, он пытался понять, какую роль играл здесь Мегрэ.
Лекёр не спеша положил перед собой блокнот, карандаш, чтобы потянуть время, потом пробурчал так, словно говорил сам с собой:
— Ваши ответы на мои вопросы не будут записаны, ибо это не официальный допрос…
Мужчина кивнул в знак согласия.
— Вас зовут Луи Пелардо. Вы промышленник. Проживаете в Париже на бульваре Сюше.
— Это верно.
— Полагаю, что вы женаты?
— Да.
— У вас есть дети?
После некоторого колебания он со странной горечью произнес:
— Нет.
— Вы проходите в Виши курс лечения?
— Да.
— Вы впервые приехали сюда?
— Я иногда проезжал на машине через этот город…
— Но ни с кем здесь не встречались?
— Нет.
Лекёр вставил сигарету в мундштук, прикурил и какое-то время молчал.
— Полагаю, что вам известна причина, по которой я привез вас сюда?
Мужчина погрузился в раздумье. Лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций, но теперь Мегрэ понимал, что это спокойствие, это кажущееся безразличие были не столько проявлениями самообладания, сколько скрывали охватившее этого человека волнение.
