Жорж Сименон - Мегрэ забавляется
Как и в большинстве случаев, не удавалось найти одно бесспорное решение. Таковых было по меньшей мере два.
Тем не менее верным являлось лишь одно, и только в нем таилась человеческая правда. Его необходимо было выявить не с помощью строгого умозаключения или логического выстраивания фактов, его следовало почувствовать.
Итак, в пятницу Эвелин звонила Негрелю, который являлся ее более или менее покорным любовником. Поставила ли она его в известность, что направляется самолетом в Париж? А может быть, именно из-за холодности молодого медика она, не раздумывая, решилась на эту поездку?
Едва она улетела, как в аэропорт устремился Жав и, не попав на парижский рейс, улетел на лондонском, чтобы не терять времени.
— А сам-то ты в это веришь? — вдруг произнес он вслух.
— Что? — встрепенулась жена.
— Я говорю, можно ли поверить в совпадение? Эвелин Жав влюблена в Негреля, после нескольких недель разлуки ей стало невтерпеж — и она отправляется в Париж.
Ее муж влюблен в Антуанетту Шовэ и в тот же день испытывает острую потребность совершить поездку, чтобы заключить ее в объятия.
Мадам Мегрэ, поразмыслив, сказала:
— Но он же воспользовался отсутствием жены, так ведь?
Однако Мегрэ так не казалось. Он не верил в случайности.
— В Париже, оказавшись без машины, Жав должен был по крайней мере дважды прибегнуть к услугам такси. На одном добраться от бульвара Капуцинок, где останавливается автобус из аэропорта, до улицы Вашингтон, на другом вечером доехать до вокзала. Жанвье, уж я его знаю, должен был дать поручение опросить всех шоферов такси.
— По-твоему, это может что-то дать?
— Мы частенько добиваемся результатов таким образом, но на это требуется время.
После продолжительного молчания — тем временем он сделал добрый глоток и раскурил трубку — Мегрэ заметил:
— Но ведь она была обнаженной…
Образ голой Эвелин, согнутой вдвое в шкафу, постоянно возникал у него в мозгу.
Мегрэ был поражен, когда жена, на сей раз преодолев свою стыдливость, над которой ему неоднократно доводилось подтрунивать, произнесла:
— Учитывая то, что она делала на бульваре Османн, это естественно, не так ли?
Ему так хотелось рявкнуть: «Нет!»
Все это как-то не вязалось. Может быть, подобная версия событий казалась ему ложной при сопоставлении с характером Негреля? Молодой врач заменял собрата по профессии в одном из роскошнейших врачебных кабинетов Парижа. У него было запланировано несколько встреч с пациентами. Говорили о пяти. В любой момент могли прийти и другие, поскольку как раз наступало время консультаций. И наконец, напротив находилась Жозефа.
Допустим, Эвелин разделась в комнате, допустим, он убил ее, случайно или преднамеренно, но разве Негрель не был из тех, кто вновь бы ее одел?
Причем поступил бы так не обязательно ради того, чтобы отвести от себя подозрения. Скорее машинально.
По радио продолжала звучать музыка, но Мегрэ не обращал на нее внимания, а, полузакрыв глаза, снова и снова перебирал события, что произошли в субботу во второй половине дня.
Жозефа, как она утверждала, ушла с бульвара Османн около шести и отправилась к дочери, где застала доктора Жава.
Во время первого допроса она солгала, утверждая, будто не видела патрона со времени его отъезда в Канны.
Возможно, она не хотела компрометировать дочь. Но это можно истолковать и по-другому.
Ему вдруг показалось, что туман поредел, сквозь него проглянул отблеск света, но он еще настолько слабый и расплывчатый, что от него пока не было проку. Комиссар подумал о лестничной площадке с двумя дверьми. Что же дает эта площадка?..
В этот момент мадам Мегрэ тронула его за руку.
— Послушай!
Мегрэ не сразу понял, что по радио перестали транслировать музыку и послышалась речь.
«Последние послеполуденные новости. Дело о преступлении на бульваре Османн, похоже, входит в свою последнюю фазу…»
Голос звучал монотонно. Должно быть, диктор читал в микрофон текст, который ему только что подсунули, потому что он спотыкался на некоторых слогах.
«Сегодня в три часа дня два инспектора уголовной полиции вошли в апартаменты доктора Жава на бульваре Османн и несколькими минутами позже вышли оттуда вместе с хозяином квартиры.
За прошедшие четыре дня тот заметно осунулся и не обращал внимания на журналистов, которые напрасно пытались добиться от него хотя бы словечка. Почти в это же время другой инспектор доставил на набережную Орфевр личность, остававшуюся до сего времени загадочной, поскольку в течение последних дней установить с ней контакт было невозможно: мы говорим о мадемуазель Антуанетте Шовэ, любовнице врача.
Не столь подавленная, как Жав, она пересекла двор уголовной полиции, следуя за инспектором, поднялась по ступеням лестницы и незаметно была препровождена к Жанвье.
Жава привезли несколькими минутами позже. Он вошел в ту же дверь, которая тут же захлопнулась за ним.
Допрос доктора и Антуанетты Шовэ длится уже более двух часов, и нет никаких признаков, что он скоро закончится. Судя по напряженной атмосфере в коридорах и кабинетах, по озабоченным лицам снующих туда-сюда полицейских, можно сделать вывод, что инспектор Жанвье решил закончить дело.
Нам стал известен новый факт: в комнате, расположенной за помещением для консультаций на бульваре Османн, полиция якобы обнаружила пуговицу, оторванную от пиджака доктора Негреля.
А теперь переходим к политическим новостям за последние двенадцать часов…»
Хозяйка бара выключила радио со словами:
— Полагаю, дальнейшее вас не интересует.
Мегрэ посмотрел на нее, точно ничего не слышал. У него только что кольнуло сердце, поскольку слова диктора несли для него иную, чем для простых слушателей, информацию.
Как солдат, учуявший запах пороха, он понимал, что в его собственном кабинете что-то затевается. Комиссар хорошо знал и ту лихорадочную обстановку, о которой говорило радио, ибо сотни раз инициировал ее сам.
Расследование топчется на месте, или скорее кажется, что оно топчется в течение нескольких дней, иногда — недель. И вдруг в тот момент, когда этого меньше всего ожидают, вспыхивает искра — анонимный телефонный звонок или новый факт, на первый взгляд кажущийся незначительным.
«Отправляйтесь и доставьте сюда Жава…»
Мегрэ казалось, что он видит Жанвье, слегка побледневшего, как стушевавшийся перед выходом на сцену актер, меряющего шагами кабинет в ожидании Антуанетты и врача.
Почему он вызвал их вместе? Какие новые вопросы собирается им задать?
