Агата Кристи - Человек в коричневом костюме
– Но, по-моему, компания Кука так не считает, папа.
На отцовском лице появилась страдальческая гримаса.
– Моя милая Анна, ты заплатишь им наличными!
– У меня нет наличности, папа.
Отец вскипел от негодования.
– Дитя, я не могу вникать в эти вульгарные денежные вопросы!.. Вчера пришло письмо из банка… управляющий пишет, что у меня есть двадцать семь фунтов.
– Насколько я понимаю, речь идет о превышении твоего кредита.
– Ах, но у меня есть деньги, есть! Свяжись с моими издателями!
Я не стала спорить, хотя меня одолевали сомнения. Папины книги приносили больше славы, чем барышей. Но вообще-то идея поехать в Родезию мне очень даже приглянулась. «Суровые молчаливые мужчины», – в экстазе прошептала я… и заметила, что папа выглядит довольно экзотично.
– Да ты обулся в разные ботинки, папа! – воскликнула я. – Сними, пожалуйста, коричневый и надень черный. И не забудь кашне, сегодня холодно.
Через несколько минут папа был уже как следует обут и укутан и отправился на улицу.
Вернулся он поздно, и я в ужасе увидела, что ни шарфа, ни пальто на нем нет.
– Послушай, Анна, а ведь и правда! Я снял их перед тем, как залезть в пещеру. Там было так грязно…
Я с пониманием кивнула, вспомнив, как однажды папа вернулся, перепачкавшись глиной в буквальном смысле слова с головы до пят.
Кстати сказать, мы и поселились-то в Литтл-Хэмпсли в основном из-за того, что по соседству с поселком располагалась пещера, где было сделано много находок, относящихся к ориньякской культуре. У нас в поселке даже устроили маленький музей, и его хранитель вместе с папой целыми днями торчал под землей, извлекая на свет божий кости шерстистых носорогов и пещерных медведей.
…Весь тот вечер папа заходился в кашле, а наутро у него поднялась температура. Я послала за доктором.
Бедный папочка, ему не суждено было поправиться. Он заболел двусторонним воспалением легких и умер через четыре дня.
2
Ко мне все были очень добры. Я оценила это, несмотря на свое оглушенное состояние. Нет, я не очень убивалась. Ведь папа никогда меня не любил, и я это прекрасно знала. Если бы он относился ко мне с любовью, я бы платила ему взаимностью… Но невзирая на отсутствие любви, мы были друг к другу привязаны, я заботилась об отце и втайне восхищалась его ученостью и беззаветной преданностью науке. И мне было больно, что папа умер как раз тогда, когда его интерес к жизни достиг своего апогея. Я бы с легкой душой похоронила его в пещере рядом с наскальными рисунками, изображавшими оленя и кремневые орудия, но под давлением общественного мнения мне пришлось согласиться на аккуратненький холмик с мраморным надгробьем на унылом кладбище при нашей церкви. Викарий от чистого сердца пытался меня утешить, но тщетно.
Я не сразу осознала, что наконец обрела вожделенную свободу. Я осиротела и осталась почти без средств к существованию, но зато стала свободной. В то же время меня глубоко тронула удивительная доброта моих соседей-односельчан. Священник из кожи вон лез, убеждая меня, что его жене срочно нужна компаньонка. Крошечной местной библиотеке неожиданно понадобился дополнительный работник. Ну а в довершение всего ко мне нагрянул доктор, который долго бекал, мекал, забавно оправдывался, говоря, что, конечно, он нарушает правила этикета… а потом предложил мне выйти за него замуж.
Его предложение меня безумно удивило. Доктору давно перевалило за тридцать, дело уже близилось к сорока. Это был кругленький, бочкообразный толстячок, совсем не похожий на героя из «Приключений Памелы» и уж тем более на сурового и молчаливого родезийца. Немного поразмыслив, я спросила, почему он решил жениться именно на мне. Доктор пришел в еще большее замешательство и пробормотал, что жена – хорошее подспорье для практикующего врача. Это выглядело еще менее романтично, но все же меня почему-то тянуло принять его предложение. Ведь мне предлагалась спокойная жизнь! Спокойная жизнь и уютный дом. Вспоминая теперь ту сцену, я думаю, что поступила несправедливо по отношению к маленькому толстячку. Он был искренне влюблен в меня, однако из-за ошибочных представлений о деликатности не афишировал свою любовь… Но тогда моя алкавшая романтики душа взбунтовалась.
– Вы удивительно добры ко мне, – сказала я, – но это невозможно. Я выйду замуж только за того, в кого влюблюсь до беспамятства.
– Значит, вам кажется, что вы…
– Нет, не влюблена, – жестко отрезала я.
Доктор вздохнул.
– Но что вы намерены делать, моя милая девочка?
– Я мечтаю увидеть мир, хочу приключений! – ответила я без тени колебаний.
– Мисс Анна, вы еще сущий ребенок! Вы не понимаете…
– Какие трудности встретятся на моем пути? О нет, я прекрасно все понимаю, доктор. Я не сентиментальная школьница, а очень практичная и, кстати, сварливая особа. Если бы вы на мне женились, я бы вам показала…
– О, если бы вы передумали…
– Нет, не могу.
Он вздохнул еще раз.
– Тогда у меня к вам другое предложение. Моей тете – она живет в Уэльсе – нужна помощница по хозяйству, молодая леди. Как вы на это смотрите?
– Отрицательно, доктор. Я поеду в Лондон. За приключениями надо ехать в Лондон! Я буду смотреть в оба, и – помяните мое слово! – что-нибудь да произойдет! В следующий раз я пришлю вам весточку из Китая или из Тимбукту.
Вслед за доктором меня посетил мистер Флемминг, папин адвокат из Лондона. Он специально приехал, чтобы повидаться со мной. Флемминг обожал антропологию и высоко ценил папины научные труды. Роста он был высокого, худощав, узколиц и седовлас. Когда я вошла в комнату, он встал и, взяв мои руки в свои, ласково пожал их.
– Бедное дитя! О, мое бедное, бедное дитя!
Я неосознанно начала входить в роль обездоленной сиротки. Это на меня мистер Флемминг подействовал. Он излучал доброту, теплоту и отеческую заботу… И был совершенно уверен, что я глупенькая маленькая девочка, оставшаяся один на один с жестокосердным миром. Я сразу поняла, что переубеждать его бесполезно. И, судя по всему – как показал дальнейший ход событий, – сделала правильно, что не стала его переубеждать.
– Мое милое дитя, можете ли вы выслушать меня? Мне бы хотелось вам кое-что разъяснить.
– А… хорошо.
– Как известно, ваш отец был выдающийся человек. Потомки его оценят. Но, к сожалению, он не обладал деловыми качествами.
Я знала это, пожалуй, даже лучше мистера Флемминга, но от комментариев воздержалась.
Он продолжал:
– Вряд ли вы разбираетесь в подобных вопросах, так что я постараюсь говорить как можно понятней.
Мистер Флемминг начал вдаваться в ненужные подробности, из которых в конце концов стало ясно, что мне приходится вступать в жизнь, имея в кармане восемьдесят семь фунтов семнадцать шиллингов и четыре пенса. Сумма была весьма неубедительной. Я ждала продолжения разговора с некоторым трепетом, боясь, что у мистера Флемминга найдется где-нибудь в Шотландии тетушка, которой позарез нужна молоденькая компаньонка. Однако тети у адвоката не оказалось.
– Вопрос в том, – продолжал мистер Флемминг, – как устроить ваше будущее. У вас ведь нет родственников?
– Нет, я одна на свете, – сказала я и снова поразилась своему сходству с какой-нибудь киногероиней.
– А друзья у вас есть?
– Да, ко мне все были очень добры, – с благодарностью в голосе ответила я.
– Еще бы! Разве можно вести себя иначе с такой юной и очаровательной девушкой? – галантно заметил мистер Флемминг. – Ладно-ладно, моя дорогая, мы что-нибудь придумаем.
Мистер Флемминг слегка поколебался, но потом сказал:
– А что, если вам немного пожить у нас?
Я даже подпрыгнула – Лондон! Средоточие всяческих приключений!
– Как вы добры ко мне, – пробормотала я. – Неужели вы серьезно? Я побуду у вас только первое время, пока не осмотрюсь. Нужно же самой зарабатывать на хлеб, не правда ли?
– Да-да, мое милое дитя. Я вас понимаю. Мы подыщем вам что-нибудь… э-э… подходящее.
Я инстинктивно почувствовала, что наши с мистером Флеммингом представления о «подходящей работе» существенно различаются. Однако спорить было неуместно.
– Итак, решено. Кстати, почему бы вам не поехать со мной сегодня?
– О, благодарю, но как отнесется к моему появлению миссис Флемминг?..
– Жена будет рада.
Полагаю, мужья сильно заблуждаются, считая, что знают психологию своих жен. Я бы жутко разозлилась, если бы мой муж без предупреждения привел домой бедную юную сиротку.
– Мы пошлем миссис Флемминг с вокзала телеграмму, – продолжал адвокат.
Мои скудные пожитки были упакованы в мгновение ока… Я печально воззрилась на свою шляпу, никак не решаясь ее надеть. Подобные шляпы я называю «кухаркиными». По-моему, в них только прислуге на прогулку выходить… но даже кухарки этого не носят! Черная соломенная шляпа давно потеряла какую бы то ни было форму, поля уныло провисли… Но вдруг мне пришла в голову гениальная идея: я стукнула по шляпе кулаком, потом как следует «намяла ей бока», приплюснула донышко и прицепила нечто схожее с кубистскими фантазиями на тему морковки. Получилось просто шикарно. Затем я отцепила морковку и принялась сглаживать следы своих злодеяний. В результате «кухаркина шляпа» обрела первоначальную форму, но стала еще более потрепанной и жалкой, мне хотелось как можно точнее соответствовать расхожему образу несчастной сиротки. Я побаивалась, что миссис Флемминг окажет мне не очень радушный прием, однако надеялась обезоружить ее своим видом.
