Артур Дойл - Грек переводчик
«Есть у тебя грифельная доска, Гарольд? — спросил пожилой человек, когда пришедший скорее упал, нежели сел в кресло. — Развязаны у него руки? Дай ему карандаш! Предлагайте ему вопросы, мистер Мелас, а он будет писать ответы. Спросите его, прежде всего, согласен ли он подписать бумаги».
Глаза грека сверкнули огнем.
«Никогда», — написал он на аспидной доске.
«Ни под каким условием?» — спросил я по настоянию нашего тирана.
«Только в том случае, если знакомый мне греческий священник повенчает ее в моем присутствии».
Пожилой человек злобно захихикал.
«Знаете ли, что вас ждет в таком случае?»
«Я не забочусь о себе».
Вот вам образчики вопросов и ответов нашего странного разговора, который велся то на словах, то на письме. Несколько раз спрашивал я его, согласится ли он подписать какие-то документы. Несколько раз получал я от него все один и тот же негодующий ответ. Но тут мне пришла счастливая мысль. К каждому из подсказанных мне вопросов я прибавлял свои собственные… сперва невинные с целью испробовать, понимает ли кто из свидетелей наших что-либо по-гречески, а затем, видя, что они не подают ни малейшего признака понимания, я принялся за более опасную игру. Наш разговор велся приблизительно таким образом.
«Вы ничего хорошего не достигнете вашим упрямством. Кто вы?»
«Мне все равно. Меня никто не знает в Лондоне».
«Вы сами будете виновны в судьбе вашей. Давно ли вы здесь?»
«Пусть я буду виновен. Три недели».
«Вы никогда не получите своего имущества. Чем вы больны?»
«Я не отдам его негодяям. Они морят меня голодом».
«Вас освободят, когда вы подпишитесь. Что это за дом?»
«Я никогда не подпишу. Я не знаю».
«Вы не делаете ей никакой услуги. Как вас зовут?»
«Пусть она сама скажет мне это. Кретидис».
«Вы увидите ее, когда подпишите. Откуда вы?»
«Из этого следует, что я никогда не увижу ее. Из Афин».
Еще через пять минут, мистер Холмс, и я под самым их носом добился бы всей истины, следующий вопрос мой должен был разъяснить мне все дело, но в эту минуту открылась дверь, и в комнату вошла женщина, я лишь настолько мог рассмотреть ее, чтобы видеть, что она высокого роста, сложена грациозно, с черными волосами и одета в белое платье.
«Гарольд! — сказала она ломаным языком. — Я не могла больше оставаться там, так уединенно, так страшно… О, бог мой, это Павел!»
Последние слова она произнесла по-гречески, и в ту же минуту незнакомый грек с судорожным усилием сорвал пластырь с губ и, громко вскрикнув: «Софья! Софья!», бросился в объятия женщины. Объятия их продолжились всего только одну минуту, так как молодой человек схватил женщину и вытолкал ее из комнаты, а пожилой, уцепившись в это время за свою изнуренную жертву, потащил ее через другую дверь. Оставшись один в комнате, я вскочил со стула, у меня мелькнула смутная мысль, нельзя ли каким-нибудь образом узнать, что это за дом, в котором я находился. На мое счастье, однако, я не сделал ни шага вперед; оглянувшись, я увидел в дверях пожилого человека, который в упор смотрел на меня.
«Вы свободны, мистер Мелас, — сказал он. — Вы понимаете, конечно, что мы доверили вам нашу серьезную семейную тайну. Мы не беспокоили бы Вас, если бы только наш друг, который говорит по-гречески, не вынужден был возвратиться на Восток, куда его призвали разные коммерческие дела. Нам необходимо было найти кого-нибудь, кто мог бы заменить его, и нам удалось, по счастью, слышать о ваших талантах».
Я поклонился.
«Вот вам пять соверенов, — сказал он, подходя ко мне, — надеюсь, что плата эта достаточно вознаградит вас. Но помните, — прибавил он, слегка хватая меня за грудь и хихикая, — если вы скажете об этом единой душе… одной только единой душе… да помилует тогда Господь душу вашу. Мы во всяком случае узнаем, если вы вздумаете рассказывать о том, что видели, — сказал он. — У нас есть собственные средства для наведения справок. Экипаж готов, и мой товарищ проводит вас».
Я прошел переднюю и сел в экипаж, успев снова заметить деревья и сад. Мистер Латимер следовал за мной по пятам и, ни слова не говоря, сел напротив меня. Молча ехали мы нескончаемое пространство; окна оставались все время поднятыми и было уже далеко за полночь, когда экипаж наш остановился.
«Здесь вы должны выйти, мистер Мелас, — сказал мой спутник. — Жаль очень, что я должен оставить вас так далеко от вашего дома, но мне не остается другого выбора. Всякая попытка ваша следовать за экипажем может плохо кончиться для вас».
Он открыл дверцу, и не успел я выпрыгнуть из экипажа, как кучер пустил лошадь во всю прыть, и экипаж скоро скрылся из виду. Я с удивлением оглянулся кругом. Я находился на каком-то поле, поросшем вереском и покрытом кое-где группами дрока. Вдали тянулся ряд домов, в верхних окнах которых там и сям мелькали огоньки. Обернувшись в другую сторону, я увидел красные сигнальные огни железной дороги.
— Таков был конец моего приключения, мистер Холмс! Я не знаю, ни где я был, ни с кем я говорил, ничего решительно, кроме того, что я рассказал вам. Но я знаю, что здесь какая-то постыдная игра, и мне очень хотелось бы помочь тому несчастному человеку. Я рассказал всю историю м-ру Майкрофту Холмсу и затем полиции.
Мы сидели несколько времени молча после окончания этого рассказа, Шерлок переглянулся, наконец, со своим братом.
— Начал следствие? — спросил он. Майкрофт взял лежавший на столе номер газеты.
— «Всякий, кто доставит сведения о пребывании греческого джентльмена Павла Кретидиса, приехавшего из Афин и не умеющего говорить по-английски, будет вознагражден за свои труды. Такую же точно награду получит и тот, кто сообщит сведения о греческой леди, которую зовут Софья X. 2473». Это было напечатано во всех дневных газетах. Ответа не было.
— Осведомлялся в греческом посольстве?
— Да я наводил справки, но там ничего не знают.
— Надо телеграфировать начальнику Афинской полиции.
— Шерлок наследовал всю энергию нашего рода, — сказал Майкрофт, оборачиваясь ко мне. — Берись сам за это дело и дай мне знать, когда ты узнаешь о чем-нибудь.
— Разумеется, — отвечал мой друг, вставая со стула. — Я дам знать обо всем тебе и м-ру Меласу также. А вам, между тем, я советую, — сказал он, обращаясь к последнему, — держаться настороже; прочитав это объявление, они догадаются, что вы выдали их.
Возвращаясь домой, Холмс остановился у телеграфной конторы и послал несколько телеграмм.
Мы дошли, наконец, до Бэкер-Стрита. Холмс первый поднялся на лестницу и, отворив дверь нашей комнаты, остановился в изумлении. Заглянув через плечо его, я удивился, как и он. В кресле сидел брат его Майкрофт и курил.
