Жорж Сименон - Мегрэ в суде присяжных
— Необычная изысканность обстановки, тот особый стиль, сразу напоминающий некоторые квартиры, существовавшие до закона о проституции. В гостиной, например, было слишком много мягкой мебели, слишком много ковров, тяжелых штор, подушек, а стены увешаны гравюрами с изображением любовных сцен. Абажуры, обтянутые шелковой материей нежных тонов, висели в гостиной и в обеих спальнях, где было чересчур много зеркал. Позднее я узнал, что Леонтина Фаверж действительно в свое время использовала квартиру в качестве дома свиданий. Этому не помешало и опубликование новых законов о запрещении проституции, и она окончательно прекратила свою деятельность только после того, как ее домом стала специально заниматься бригада нравов и ей пришлось несколько раз уплатить штраф.
— Удалось вам установить ее материальное положение?
— По словам консьержки, соседей и всех, кто ее знал, у Леонтины Фаверж, по-видимому, имелись сбережения, так как расточительна она никогда не была. Урожденная Меран, сестра матери обвиняемого, она приехала в Париж восемнадцатилетней девушкой и некоторое время служила продавщицей в большом магазине. Двадцати лет она вышла замуж за некоего Фавержа, торгового агента, который спустя три года после женитьбы погиб в автомобильной катастрофе. Супруги жили тогда в Аньере[2]. После смерти мужа молодая женщина в течение нескольких лет часто бывала в пивных на улице Руаяль и на ее имя обнаружена карточка в архиве бригады нравов.
— Пытались вы что-нибудь разузнать о ее прежних знакомых? Может быть, кто-нибудь из них вспомнил о ней и решил ее ограбить?
— В своем кругу она слыла замкнутой, что среди женщин подобного рода бывает редко. Деньги она откладывала, и это помогло ей в дальнейшем обосноваться на улице Манюэль.
— Ей было шестьдесят два года, когда ее убили?
— Да. Она растолстела, но насколько можно сулить, осталась моложавой и довольно кокетливой. Судя по показаниям свидетелей, она очень привязалась к девочке, которую взяла к себе не столько от того, что ее прельстил этот скромный дополнительный доход, сколько из боязни одиночества.
— Был у нее счет в банке или в сберегательной кассе?
— Нет. Кредитным учреждениям и нотариусам она не доверяла, а хранила все свои сбережения у себя.
— Деньги найти удалось?
— Очень мало. Несколько мелких кредиток в сумочке и немного мелочи в ящике кухонного стола.
— Не обнаружили ли вы в квартире какого-нибудь тайника?
— Кажется, обнаружили. Когда Леонтина Фаверж болела, а это случалось за последние годы два или три раза, консьержка занималась ее хозяйством и следила за девочкой. На комоде в гостиной стояла китайская ваза с искусственными цветами. Однажды, чтобы отряхнуть с цветов пыль, консьержка вытащила их из вазы и увидела на дне холщовый мешочек, в котором, как ей показалось, лежали золотые монеты. Судя по весу и объему, она полагает, что их было там больше тысячи. Мы произвели опыт у меня в кабинете: положили в такой мешочек тысячу золотых. Мне кажется, предположение консьержки подтвердилось. Я поручил своим инспекторам допросить служащих различных банков. В филиале Лионского кредита припомнили женщину, по описаниям похожую на Леонтину Фаверж, которая несколько раз покупала там акции на предъявителя. Один из кассиров, некий Дюра, узнал ее по фотографии.
— Выходит, что эти акции, так же как и золотые монеты, лежали в квартире у потерпевшей. Вы ничего не нашли?
— Нет, господин председатель. Мы искали отпечатки пальцев на китайской вазе, на ящиках комода, на других предметах.
— И безрезультатно?
— Да. Нашли только отпечатки пальцев пострадавших, а в кухне — следы ног рассыльного из магазина. Мы установили время его прихода. Он принес заказ утром двадцать седьмого февраля, а преступление, по словам доктора Поля, который произвел вскрытие обоих трупов, совершилось двадцать седьмого февраля, между пятью и восемью часами вечера.
— Вы допросили всех жильцов дома?
— Да, господин председатель. Они подтвердили слова консьержки: у Леонтины Фаверж не бывало других мужчин, кроме ее двух племянников.
— Вы имеете в виду обвиняемого Гастона Мерана и его брата Альфреда?
— По словам консьержки, Гастон Меран навещал тетушку довольно регулярно, один-два раза в месяц. В последний раз он приходил примерно недели три назад. Что же касается его брата Альфреда, то он появлялся на улице Манюэль весьма редко, потому что тетка была о нем дурного мнения. Соланж Лорис, портниха, соседка пострадавшей, живущая с ней на одной площадке, показала на допросе, что двадцать седьмого февраля в половине шестого к ней приходила на примерку одна из заказчиц. Эту особу зовут госпожа Эрни, живет она на улице Сен-Жорж. Так вот, госпожа Эрни и сообщила ей, что в ту минуту, когда она поднималась по лестнице, из квартиры пострадавшей вышел мужчина, но, увидев ее, растерялся и, вместо того чтобы спуститься вниз, как собирался вначале, стал подниматься на четвертый этаж. Лица его она рассмотреть не смогла из-за тусклого освещений, но она сказала, что одет он был в светло-синий костюм, а поверх — коричневый плащ с поясом.
— Теперь расскажите нам, как вы впервые встретились с обвиняемым.
— Пока я и мои помощники двадцать восьмого февраля днем производили осмотр квартиры и начали допрашивать жильцов, в вечерних газетах уже появились сообщения о преступлении с некоторыми подробностями.
— Позвольте! Расскажите нам, как было обнаружено преступление.
— Двадцать восьмого февраля, около полудня, консьержка с удивлением подумала, что еще не видела в тот день ни Леонтины Фаверж, ни девочки, которую обычно утром водили в детский сад, находившийся в том же квартале. Она решила позвонить в квартиру. Никто не отозвался. Через некоторое время она поднялась еще раз — снова молчание. Наконец она позвонила в полицию. Что же касается Гастона Мерана, то о нем она знала только то, что он занимается окантовкой и живет где-то около кладбища Пер-Лашез. Но разыскивать его мне не пришлось… На следующее утро…
— То есть первого марта…
— Да. На следующее утро он сам появился в комиссариате девятого округа и заявил, что доводится племянником убитой Леонтины Фаверж. Оттуда его и прислали ко мне.
Председатель Бернери был не из той породы судей, которые во время судебного заседания что-нибудь пишут или приводят в порядок папки с делами. В отличие от других, он никогда не дремал во время суда, и взгляд его без конца переходил от свидетеля к обвиняемому, а иногда ненадолго задерживался на лицах присяжных.
— Расскажите нам, насколько возможно точнее, о вашем первом разговоре с Гастоном Мераном.
