Роберт Блер - Толстый Джоу
Он жестом дал сигнал остальным:
— Привяжите его.
При виде веревок Линднер испугался.
— Но одну минуту… подождите! — запротестовал он, не веря в то, что происходит. Он пытался встать, но они толкнули его обратно в кресло и крепко привязали.
Когда они завязали Линднеру глаза, голос его стал жалобным.
— О, прекратите эти игры. Вы же знаете, что блефуете. Меня не так легко запугать.
— Увидим, блеф ли это, — сказал Толстый Джоу. — Вы сейчас сидите там, где умер Мун Кай.
Линднер облизал пересохшие губы.
— Что вы хотите, парни? — вскричал он. — Я отстану от вас. Могу даже дать расписку.
— Теперь уже поздно, — сказал Толстый Джоу. — Ничто не вернет Мун Кая. — Его голос стал жестким. — Мун Кая, который никого не обидел и за которого западный закон не отомстит.
Первый Сын сказал:
— Ты много говоришь, старик. Позволь нам начать.
— Я позволяю, — сказал Толстый Джоу с суровой учтивостью. — У кого есть нож?
Линднер, связанный, напрягся.
— Вы не смеете! — завопил он. — Сейчас двадцатый век. Мы в Соединенных Штатах. Я… Это противозаконно!
— То, что сделали с Мун Каем, тоже противозаконно, — сказал Толстый Джоу. — Первый Сын, тебе доверяется право первой крови. Начинай с лица. Там нет жизненно важных органов.
Голос Линднера огрубел до хрипа.
— Это дикарская пытка! Вам это даром не пройдет!
— Легче, — инструктировал Толстый Джоу. — Сразу много крови нам не нужно.
Первый Сын выступил вперед и слегка скользнул ножом сверху вниз по левой щеке Линднера. Тот закричал от невыносимой боли, а потом, всхлипывая, безвольно повис на веревках.
Но на его лице не появилось никакого следа, кроме влажной полоски. Первый Сын научился в школе не только инженерному делу; ритуальный обряд вступления в братство оказался полезным. Оружием в его руках был всего лишь кусок льда.
— Еще раз, — сказал Толстый Джоу.
— Нет, нет, нет! — кричал Линднер. — Это была случайность, клянусь! Я только хотел слегка потрепать Мун Кая. Откуда я знал, что этот паршивый бандит начнет палить?
Толстый Джоу отступил назад, чтобы взглянуть на лица торговцев.
— Полюбуйтесь, друзья. Это мистер Линднер, который всех вас держал в страхе. Если вы будете продолжать молчать и терпеть «защиту» этого низкого человека, будете ли вы когда-нибудь опять жить в мире с самими собой?
Пристыженный и разгневанный Гим Вонг сказал:
— Я буду давать показания… один, если придется.
Линднер, оправившись от почти истерического состояния, едва слышно прошептал:
— Я достану вас… всех до одного.
Первый Сын затолкал носовой платок в открытый рот, и угрозы перешли в мычание.
Последовал интенсивный обмен мнениями среди торговцев, сопровождаемый мимикой и жестикуляцией.
— Есть ли среди вас кто-то, — спросил Толстый Джоу, — кто не будет давать показания?
Торговцы замолчали. Толстый Джоу обвел глазами одного за другим, но никто не ответил.
— Сейчас я позвоню в полицию, — сказал он.
* * *Все торговцы появились в суде в своих лучших костюмах, и каждый рассказал все, что знал о Лео Линднере. Адвокаты Линднера оказались недостаточно изобретательными, чтобы отвести от него обвинение в убийстве. Самое большее, что они смогли сделать, это спасти своего клиента от газовой камеры.
Внимание официальных лиц, привлеченное процессом, неизбежно привело к тому, что лотерею закрыли. Но жесткое давление на традиции, так глубоко укоренившиеся в сердцах людей, не может продолжаться бесконечно.
Поблекшая вывеска «Лечебные травы» по-прежнему раскачивалась над дверью магазина, но степенный торговец, восседавший за столом с крутящимся верхом, был Толстый Джоу. Благодарный Первый Сын, который не тяготел к профессии отца, сделал из клерка хозяина.
В течение ленивых послеполуденных часов Толстый Джоу беседовал за чаем с другими торговцами, которые, почитая его, часто обращались к нему за советом.
Жизнь Толстого Джоу снова стала упорядоченной, но на другом уровне. Временами он с грустью вспоминал, как жил прежде, свободный от необходимости решать что бы то ни было самому.
