Гилберт Честертон - Салат полковника Крэя
На самом деле я увидел, что в воздухе кружит сама собой какая-то палка. Она влетела в мое окно и разбила лампу у самой подушки, на которой я только что лежал. Это было странное оружие, такими палицами сражаются многие восточные племена. Но в меня ее метал не человек.
Отец Браун положил на траву недоделанный венок, и встал.
— Есть у майора Пэтнема, — спросил он, — восточные диковинки, идолы, оружие? Я хотел бы на них поглядеть.
— Да, есть, хотя он их не особенно любит, — ответил Крэй. — Пойдемте, посмотрим.
По пути, в передней, они увидели мисс Уотсон, которая застегивала перчатки, собираясь в церковь, и услышали голос майора, обучавшего повара поварскому искусству. В кабинете хозяина они встретили еще одного человека, который как-то виновато оставил книгу, которую листал.
Крэй вежливо представил его как доктора Омана, но по его изменившемуся лицу Браун догадался, что они — соперники, знает о том Одри или нет. Священник и сам понял его предубеждение, и строго сказал себе, что надо любить даже тех, у кого острая бородка, маленькие руки и низкий, хорошо поставленный голос.
По-видимому, Крэя особенно раздражало, что доктор Оман держит молитвенник.
— Вот не знал, что и вы этим увлекаетесь, — резко сказал он.
Оман не обиделся и засмеялся.
— Да, это бы мне больше подошло, — сказал он, кладя руку на большую книгу. — Справочник ядов. Но для церкви он великоват.
— Откуда эти штуки, из Индии? — спросил священник, явно стремившийся переменить тему.
— Из разных мест, — отвечал доктор. — Пэтнем служит давно, был и в Мексике, и в Австралии, и на каких-то островах, где есть людоеды.
— Надеюсь, стряпать он учился не там, — сказал Браун, глядя на странные предметы, висевшие на стене.
Тот, о ком они беседовали, сунул в дверь веселое, красное лицо.
— Идем, Крэй! — крикнул он. — Завтрак на столе. А для вас, святош, уже звонят колокола.
Крэй пошел наверх переодеться. Доктор Оман и мисс Уотсон двинулись вниз по улице, и Браун заметил, что врач дважды оглянулся, а потом даже выглянул из-за угла.
«Он там быть не мог… — растерянно подумал священник. — Не в этой же одежде! А может, он побывал там раньше?»
Когда отец Браун общался с людьми, он был чувствителен, как барометр; но сегодня он больше походил на носорога. Ни по каким светским правилам он не мог остаться к завтраку, но он остался, прикрывая свою невоспитанность потоками занятной и ненужной болтовни. Это было тем более странно, что завтракать он не стал. Перед майором и полковником сменялись замысловатые блюда, но он повторял, что сегодня — пост, жевал корку и даже не пил воды, хотя налил полный стакан. Однако говорил он много.
— Вот что! — восклицал он. — Я приготовлю вам салат!
Сам я его не ем, но делать умею! Салатные листья у вас есть…
— К сожалению, больше нет ничего, — сказал благодушный майор. — Горчица, уксус и масло исчезли вместе с судком.
— Знаю, знаю, — отвечал Браун. — Этого я всегда боялся. Потому я и ношу с собой судки. Я так люблю салат.
К удивлению остальных, он вынул из кармана перечницу и поставил на стол.
— Не пойму, зачем вору горчица, — продолжал он, извлекая горчицу из другого кармана. — Для горчичника, наверное… А уксус? (И он вынул уксус.) А масло? (И он вынул масло.)
Болтовня его на миг прервалась, когда он поднял глаза и увидел то, чего никто не видел: черная фигура стояла на ярком газоне и глядела в комнату. Пока он глядел на нее, Крэй вставил слово:
— Странный вы человек, — сказал он. — Надо бы послушать ваши проповеди, если они так же занятны, как ваши манеры. — Голос чуть изменился, и его шатнуло назад.
— Проповедь есть и в судке, — серьезно сказал отец Браун. — Вы слышали о вере с горчичное зерно и об елее милости? А что до уксуса, забудет ли солдат того солдата, который…
Полковника шатнуло вперед, и он вцепился в скатерть.
Отец Браун бросил в воду две ложки горчицы, встал и строго сказал:
— Пейте!
В ту же минуту неподвижный доктор Оман крикнул из сада:
— Я нужен? Отравили его?
— Да нет, — сказал Браун, едва заметно улыбаясь, ибо рвотное уже подействовало. Крэй лежал в кресле, тяжело дыша, но был жив.
Майор Пэтнем вскочил, его багровое лицо посинело.
— Я иду за полицией! — хрипло выкрикнул он.
Священник услышал, как он хватает с вешалки пальмовую шляпу, бежит к выходу, хлопает калиткой. Но сам он стоял и смотрел на Крэя, а потом произнес:
— Я не буду много говорить, но скажу вам то, что вам нужно узнать. На вас нет проклятия. Обезьяний храм — или совпадение, или часть заговора, а заговор задумал белый человек. Только одно оружие режет до крови, едва коснувшись: бритва белых людей. Только одним способом можно сделать так, чтобы воздух жалил: открыть газ; это — преступление белых, Только одна палица летит сама, вращается в воздухе и возвращается: бумеранг. Они у Пэтнема есть.
Он вышел в сад и остановился, чтобы поговорить с доктором. Через минуту в дом вбежала Одри и упала на колени перед Крэем. Браун не слышал слов, но лица их говорили об удивлении, а не о печали. Доктор и священник медленно пошли к калитке.
— Наверное, майор ее тоже любил, — сказал священник, а доктор кивнул, и он продолжил: — Вы благородно вели себя, доктор. Почему вы это заподозрили?
— В церкви я беспокоился, и пошел посмотреть, все ли в порядке, — сказал Оман. — Понимаете, та книга — о ядах, и когда я ее взял, она открылась на странице, на которой говорится, что от некоторых ядов, очень сильных и незаметных, противоядие — любое рвотное. Вероятно, он об этом недавно читал.
— И вспомнил, что рвотное — в судках, — сказал Браун. — Вот именно. Он выбросил судки в мусорный ящик, а я их потом нашел. Но если вы взглянете на перечницу, вы увидите дырочку. Туда ударила пуля Крэя, и преступник чихнул.
Они помолчали, потом доктор Оман невесело заметил:
— Что-то майор долго ищет полицию.
— Полиция дольше проищет майора, — сказал священник. — До свидания.