Дж Коннингтон - Трагедия в Равенсторпе
— Там глубоко? — спросил сэр Клинтон.
— От трех до пяти метров. Самое глубокое место — под нами, перед пещерой у подножия утеса. В детстве мы любили играть там в пиратов. На том конце озера остался наш плот. Он был добротно сделай — я вижу, он и сейчас на плаву. Только на нем можно было добраться до пещеры.
Сказав это, он предположил:
— Не хотите посидеть?
Они если на мраморную скамью. Перед ними расстилался Равенсторп, окаймленный лесом на горизонте. Внизу, за оградой озера, паслись овцы.
— Это один из ваших предков? — сэр Клинтон кивнул па ближайшую статую. Или просто Аполлон?
Сесил повернулся к статуе.
— Скорее второе. А если это и предок, то он из древних бриттов, для более поздней эпохи на нем маловато одежды. Даже для древнего бритта он скорее раздет, чем одет. Без прикрас, знаете ли.
Он достал портсигар, протянул его сэру Клинтону, закурил сам. Несколько минут сэр Клинтон, казалось, любовался пейзажем, но когда заговорил, то выяснилось, что его мысли занимало нечто более серьезное.
— Меня смущает этот бал-маскарад у Джоан. Сесил, я говорю как начальник полиции, отвечающий за спокойствие в своем округе: мне кажется, вы идете на риск. Танцы — дело хорошее, но когда вы знаете всех гостей, и никто не может проникнуть в дом обманным путем. А тут совсем другое дело, у вас все будут в масках.
Сесил не отвечал, и сэр Клинтон некоторое время молча курил; потом он продолжил:
— Джоан увлечена этой игрой в таинственность, по-моему, так можно нарваться на крупные неприятности. Как я понимаю, из-за ее фокуса с инкогнито никто не будет объявлять приходящих гостей. А это означает, что вам придется принять у себя каждого, кто объявит себя Винни Пухом, или Котом в сапогах, или Дедом Морозом. Вы не знаете, кто это на самом деле, и не можете спросить. Войти может практически любой. В коллекции твоего отца много ценных мелких вещей… вообще-то было бы неплохо проверять гостей при входе… Как ты считаешь?
Подобная перспектива буквально ошеломила Сесила.
— Я об этом не подумал, — сказал он. — Полагаю, нам следовало напечатать стандартные входные билеты, но я как-то об этом не подумал. Только… это уж как-то несколько чересчур — обыскивать людей, которых сам же пригласил к себе в дом.
— Речь идет не о приглашенных, — поспешил разъяснить свою мысль сэр Клинтон. — Но наверняка о вашем бале говорят по всей округе. Что, если какой-нибудь предприимчивый вор нарядится бродягой и явится вместе с остальными? Он преспокойно войдет в дом. А дальше, забыв о законах гостеприимства, сделает свое черное дело и, не дожидаясь полночи, когда положено снимать маски, сбежит, не оставив следов. Понимаешь?
Сесил кивнул, но, к удивлению сэра Клинтона, был не слишком встревожен подобной опасностью. Шеф полиции тут же догадался почему:
— Вы, разумеется, запрете комнату с коллекцией на этот вечер.
Сесил покачал головой.
— Нет. Джоан хочет, чтобы вес было выставлено. У нее большое событие, и она хочет похвастаться перед гостями всем, чем знаменит Равенсторп. Вы же знаете: как она скажет, так и будет. Если не добьется своего одним способом, найдет другой. Лучше уж сразу сдаться ей на милость. Когда ей отказываешь, она умеет так все повернуть, что ты чувствуешь себя настоящим чудовищем.
Подобное обращение с коллекцией ошарашило сэра Клинтона.
— Ну что ж, если что случится, проблемы будут у тебя, а не у меня, пробормотал он.
— У Мориса, — поправил Сесил с оттенком горечи, которую сэр Клинтон в первый момент не заметил. — Я больше не имею никакого отношения к Равенсторпу. Я здесь живу — и только. После смерти отца все досталось Морису. У меня не больше прав на это имение, чем у вас. В любой момент меня могут выкинуть отсюда.
Сэра Клинтона озадачил тон Сесила. Вполне естественно, что Равенсторп перешел в руки Мориса, поскольку он старший — что об этом горевать? И все-таки голос Сесила выдавал нечто большее, чем простую обиду. В последних словах отчетливо слышалась злоба.
Несколько минут Сесил молчал, хмуро обозревая ландшафт. Сэр Клинтон тоже молчал, не мешая ему думать. Ему хотелось понять, что происходит, но пока Сесил не захочет сам рассказать, в чем дело, он не станет вторгаться в частную жизнь обитателей Равенсторпа. Даже на правах старого друга.
Однако шеф полиции обладал талантом вызывать людей па откровения, хотя сам никогда ни о чем не спрашивал. Поразмышляв, Сесил наконец повернулся лицом к сэру Клинтону.
— Кажется, я сказал и слишком много, и одновременно слишком мало, начал он. — Расскажу уж все. Об этом много говорят, рано или поздно вы бы все равно услышали. Уж лучше из первых рук.
Сэр Клинтон не напрашивался на исповедь — просто сидел и слушал.
— Вы хорошо знали моего отца, — заговорил Сесил после паузы, видимо, собирался с силами. — Смею утверждать, он был лучшим из людей. Никто не сказал в его адрес ни единого дурного слова, во всяком случае я бы — точно.
Сэр Клинтон с готовностью кивнул.
— Вся проблема в том, что он всех мерил по себе. Он не мог понять, что кто-то может быть не таким, что ли, правильным, как он. Он никогда не делал поправок на особенности человеческой натуры, если вы меня понимаете. И еще он придавал великое значение своим обязанностям главы семьи. Относился к ним серьезно и опекая множество людей, принимавших его заботы лишь на том основании, что они члены клана.
— Он был щедрым, я знаю, — подтвердил сэр Клинтон. — И еще он всегда доверял людям. Иногда чересчур.
Сесил взмахнул рукой, соглашаясь, и продолжил:
— Так же он перестарался с завещанием. После смети отца стать главой семьи предстояло, конечно, Морису; отец, само собой, считал, что все пойдет по-прежнему: глава семьи будет блюсти интересы всех членов семьи, и все будет тип-топ. Так отцу все виделось теоретически, и на основе этой теории он составил завещание.
Неожиданно Сесил выпрямился и яростно отшвырнул сигарету, на миг дав волю кипевшим чувствам.
— Такова была теория, но на практике все вышло не так гладко. Отец оставил Морису все деньги до последнего пенни; обязательства должников и, разумеется, родовое имение Равенсторп. Мама, Джоан и я остались ни с чем. Но в завещании имелся один пункт — он не был оформлен как обязательство, просто это был своего рода наказ, — что Морис должен заботиться о нас и выделить каждому содержание. Полагаю, отец считал, что большего говорить не стоит, он полностью полагался на то, что Морис станет играть по тем же правилам, каких придерживался всю жизнь сам отец. Вам эти правила прекрасно известны.
Сэр Клинтон промолчал, и Сесил продолжал:
