Мэри Лондон - Убийство в масонской ложе
— Питер Шоу. Я имел честь быть вам представленным, когда вступал в Клуб графоманов.
Этот лондонский клуб, кстати закрытый, сэр Малькольм почитал больше других. Он состоял в нем вот уже двадцать с лишним лет.
— Вы журналист из «Обсервера», а еще пишете романы, не так ли?
— Какая у вас память, сэр Малькольм! Итак, вы здесь по поручению Скотланд-Ярда. Но по какому поводу?
Благородный сыщик решил проявить терпение.
— В этом доме около пяти часов скончался Джон Ливингстон, банкир. Это правда?
— Я не сверялся с часами, но все вроде бы точно. Однако почему смерть простого подданного Его величества заинтересовала Скотланд-Ярд?
— Уважаемый господин Шоу, не исключено, что здесь произошло убийство. Кто-то из вас сообщил об этом по телефону в полицию. И нам надо проверить сообщение. Если оно окажется ложным, дело будет закрыто. Можно взглянуть на тело?
— Конечно, — смущенно проговорил журналист, — хотя я даже не представляю, как мы можем не впустить вас в храм, раз все так обернулось. С вашего позволения, я только предупрежу Досточтимого брата Дина.
Он повернулся и ушел, оставив сэра Малькольма наедине с Вогэмом и Келли, смущенными и безмолвными.
— Вы хорошо знали Ливингстона? — наконец нарушил тишину благородный сыщик.
— Он был нам добрым братом, — коротко ответил Вогэм.
— И прекрасным человеком, — прибавил Келли, переминаясь с ноги на ногу.
— Он часто бывал на ваших собраниях?
— О, об этом лучше спросить Досточтимого брата Дина.
— А кто такой Досточтимый брат Дин?
— В миру? Председатель одной крупной федерации, — сказал Келли.
— Федерации производителей виски, — уточнил Вогэм.
Сэра Малькольма это очень заинтересовало, поскольку у себя на квартире в Сохо он хранил изумительную коллекцию шотландских сортов виски. Однако разузнать подробности он не успел, потому как Питер Шоу уже вернулся.
— Досточтимый брат Уинстон Дин охотно откликнулся на вашу просьбу, — торжественно изрек он. — Разумеется, мы целиком полагаемся на вашу сдержанность.
— Уважаемый господин Шоу, — ответил сэр Малькольм, — в той части, которая не имеет прямого касательства к проводимому дознанию, можете рассчитывать на мое слово.
— Тогда прошу за мной.
За дверью в конце коридора располагалось нечто вроде передней с гардеробом, где висели пальто, шляпы и зонты членов ложи. Прямо за этим помещением находилась довольно просторная, обшитая панелями комната — там посередине стоял большой стол, заставленный чайной посудой.
— Трапезная, — объяснил доктор Келли. — Мы недавно пили чай. У нас так заведено перед каждым послеполуденным заседанием.
Они направились к лестнице, довольно крутой и плохо освещенной, — она вела на второй этаж. Поднявшись по ней до самого верха, они оказались еще в одном помещении, украшенном символами и картинами, на которых были изображены мастера ордена при всех регалиях. Рассеянный свет придавал помещению мрачноватый вид.
— Мы называем эту комнату притвором, поскольку она примыкает непосредственно к храму, — пояснил Майкл Вогэм. — Здесь кандидаты ожидают посвящения.
— А эта маленькая дверь? — поинтересовался сэр Айвори.
— О, вам можно сказать… Она ведет в комнату для размышлений — вы о ней наверняка слышали.
Питер Шоу подошел к другой, большой двери, украшенной гербом, на котором увенчанный короной пеликан поил из клюва трех своих птенцов. Питер Шоу взялся за дверной молоток и трижды постучал. Дверь тут же отворилась.
— Кто идет? — вопросил громкий голос.
— Сэр Малькольм Айвори в сопровождении брата привратника и брата покрывающего.
— Подождите.
И дверь закрылась.
— Извините, — проговорил Вогэм, — но все должно быть по правилам. У нас свои обычаи…
Сэр Малькольм подумал: «Они тут забавляются, а между тем один из них лежит здесь мертвый, вероятно убитый. Они что, хотят произвести на меня впечатление?»
Дверь распахнулась настежь.
— Пусть войдет! — зычно проговорил маленький человечек с подстриженными под расческу волосами, облаченный поверх черного фрака в белый атласный передник с синей каймой и с рисунком посередине в виде трех деревянных молотков треугольником. Это, несомненно, был обрядоначальник. В руке он гордо держал трость, явно превосходившую его по росту.
Комната была ярко освещена, и в ее убранстве угадывалось что-то театральное. Сэр Малькольм тут же узнал Восток — там возвышался престол, где восседал председатель; справа от него виднелся символ луны, а слева — солнца. Вдоль стен стояли стулья. Все они были пусты за исключением одного. Посреди комнаты, меж трех погасших светильников, лежало что-то продолговатое, накрытое черным покрывалом.
— Сэр Малькольм Айвори, — проговорил Досточтимый Дин, восседавший на Востоке, — слава о вас дошла и до наших стен. Мы охотно принимаем помощь такого человека, как вы, в беде, постигшей нашу почтенную ложу. Кто-то, кажется, поставил в известность полицию, что породило тлетворный слух о том, будто бы кончина нашего достоуважаемого брата Ливингстона имеет криминальную подоплеку. Однако все мы, здесь присутствующие, готовы засвидетельствовать, что это не имеет никакого отношения к истине. Брат наш почил во время ритуала, очевидно, вследствие сердечного приступа, вызванного сильным переживанием. И наш брат Келли — а он врач — подтвердит, что так оно и было. — На мгновение Уинстон Дин умолк, облизал губы и продолжал: — Смерть брата Ливингстона, увы, случилась по естественной причине. И мы просили бы вас, в свою очередь, также подтвердить, что в столь трагически сложившихся обстоятельствах нет никакого злого умысла, дабы вы донесли это до сведения полиции и она оставила нас в покое, позволив перевезти останки нашего брата к нему домой.
Это короткое обращение было произнесено вычурно велеречивым тоном — так маленький человечек, должно быть, изъяснялся и на всех ритуальных собраниях. Но сэр Малькольм слушал Досточтимого Дина вполуха: его внимание куда больше привлекала особа, присутствие которой в этих стенах было явно неуместно. Там, где, по понятиям франкмасонов, располагалась южная колонна, в глубоком трауре сидела женщина. Она набросила на лицо вуалетку, стараясь, как видно, его спрятать. Ее согбенное тело содрогалось в рыданиях.
Сэр Малькольм подошел к мертвецу, покоившемуся на полу, который был вымощен черно-белой плиткой, и приподнял покрывало. Покойник был полноватым мужчиной лет сорока. Одет он был в черное, как и все остальные члены ложи, руки его были умиротворенно сложены на груди. На лице застыло выражение не то муки, не то изумления. Сэр Малькольм внимательно осмотрел тело и через какое-то время спросил доктора Келли:
