Рекс Стаут - Вторжение в особняк
— Как, ты сказал, ее зовут?
— Мисс Хетти Эннис. Тут тоже, кстати говоря, закавыка: не нравится мне это имя.
— Кто она такая?
— Она не сказала, но я и не спрашивал. Это еще более усугубляет положение.
— Она придет или позвонит?
— Придет.
— Я уделю ей ровно две минуты, – сказал он капризным тоном.
Вы оцените мой подвиг по достоинству только в том случае, если знаете, до какой степени Вульф не выносит незнакомых людей, особенно женщин, и насколько он ненавидит впрягаться в работу, а тем более после того, как только что получил чек на вполне приличную сумму. Ну да ладно. Итак, я сидел и предвкушал, как перекосится физиономия Вульфа, когда он увидит Хетти Эннис. Еще я подумал, что можно пока забрать сверток из-под дивана в гостиной и переложить в ящик моего стола, но потом отказался от этой затеи. Пусть полежит там до ее прихода. Вульф тем временем закончил читать письмо из Венесуэлы и принялся за рекламный проспект от компании по производству увлажнителей воздуха.
Однако она так и не пришла. Одиннадцать двадцать, одиннадцать двадцать пять. В половине двенадцатого Вульф воззрился на меня поверх очередной книги и обиженным голосом заявил, что ему надо продиктовать мне несколько писем, но он не хочет, чтобы его прерывали. Без четверти двенадцать он встал из-за стола и прошествовал на кухню — возможно, чтобы продегустировать каштановый суп, в который они с Фрицем решили впервые добавить эстрагон. Ровно в полдень я вышел в прихожую, поднялся по лестнице в свою комнату на третьем этаже и позвонил по телефону, который оставила мне Тамми Бакстер. На четвертый звонок трубку сняли, и мужской голос произнес:
— Это кто?
Я глубоко убежден, что всякий, кто так спрашивает по телефону, достоин увесистой зуботычины.
— Пупс, – представился я. – Я хотел бы поговорить с мисс Эннис.
— Ее нет. Пупс — а как дальше?
— Тогда позовите, пожалуйста, мисс Бакстер, – попросил я, пропуская его вопрос мимо ушей.
— Ее тоже нет. А кто спрашивает?
Я повесил трубку.
Хетти Эннис мы так и не дождались. Вернувшись в кабинет, я застал Вульфа уже за столом и вплоть до самого обеда ковырялся с записной книжкой и пишущей машинкой. Каштановый суп, как и следовало ожидать, удался на славу, хотя эстрагона я так и не почувствовал. После обеда Теодор принес из оранжереи свежие записи по условиям выращивания и размножения орхидей и мы занялись картотекой; Вульф читал книгу и лакал пиво. В четыре они с Теодором отправились в оранжерею, на очередное двухчасовое свидание с орхидеями — священнодействие, которое не отменило бы никакое стихийное бедствие. Сразу после их ухода я позвонил в «Газетт» Лону Коэну.
— Всего лишь малюсенькое личное одолжение, – попросил я. – Не для печати. Тебе не поступало никаких новостей — несчастный случай там или что-то в этом роде — касательно женщины по имени Хетти.
— Понятия не имею. Откуда мне знать? Продиктуй по буквам.
Я продиктовал. Лон пообещал перезвонить, а я прошагал к окну и уставился на редкие снежинки, которые роились за окном, подобно мухам, притворяясь пургой. Вскоре задребезжал телефон — звонил сам Лон; очень лестно, учитывая, что Лон второй человек в «Газетт» после ее владельца.
— Ты вовремя подсуетился, – с места в карьер заявил Лон. – Ты имел в виду ту самую Хетти Эннис, которая проживала в доме сорок семь по Сорок седьмой улице между Восьмой и Девятой авеню?
— Почему «проживала»? Она и сейчас там живет.
— Нет. Сегодня утром в 11.05 ее сбила машина, которая затем с места происшествия исчезла. На пересечении Десятой авеню и Тридцать седьмой улицы. В трех кварталах от вашего дома. Личность погибшей удалось установить всего десять минут назад. Автомобиль нашли в два часа брошенным на Западной Сороковой улице. Он был угнан с Тридцать шестой улицы.
Теперь выкладывай. Раз делом занялся Вульф, значит, речь не идет о случайном наезде. Кто ваш клиент?
— Нет у нас клиента, – отрезал я. – И Вульф вовсе этим делом не занят. А описание…
— Брось, Арчи! Выкладывай подноготную, и живо!
— Ни черта ты от меня не добьешься. Сам знаешь, что я раз я с тобой делился жареными фактами, и в сто первый поделюсь, когда он появится. Но если ты тиснешь хоть абзац о том, что Ниро Вульф интересуется Хетти Эннис, я тебе лично ухо отгрызу. А описание водителя у тебя есть?
— Нет. Но теперь будь уверен — я его из-под земли достану.
— Мужчина или женщина?
— Ничего не знаю. Слушай, Арчи, ну намекни хотя бы — я тогда ухо сладкой горчичкой намажу.
Я гордо заявил, что не люблю горчицу (бессовестное вранье!), и повесил трубку. Затем постоял немного и снова подошел к окну. Снежинки получили приличное подкрепление. Я ломал голову, что делать.
Хетти Эннис понравилась мне еще до того, как я узнал от Тамми Бакстер, что она не от мира сего. Мне вообще по душе сумасброды. Нет, себя я в ее смерти нее винил. Верно, конечно, отложи я поход в банк, и Хетти была бы жива, но нельзя ведь строить всю жизнь, исходя из того, что каждый, за кем ты не присматриваешь, должен быть убит. И тем не менее смерть этой женщины потрясла меня. А также уязвила до глубины души. В самом деле, в пять минут одиннадцатого, когда я из кожи вон лез, чтобы уговорить Вульфа принять ее, какой-то подонок на машине сбил ее буквально в двух шагах от нашего дома.
С этими мыслями я достал из ящика своего стола пару резиновых перчаток, натянул их, прошел в гостиную, извлек из-под дивана сверток, принес в кабинет и, усевшись за свой стол, развязал тесемку и развернул оберточную бумагу. Нет, не Великий Могол. Внутри оказалась пачка новеньких двадцатидолларовых купюр. Я отогнул один краешек, затем другой — все, как одна, двадцатки. Вытащив из ящика линейку, я измерил толщину пачки — один и семь восьмых дюйма. Один дюйм это примерно двести пятьдесят новеньких бумажек. Следовательно — около девяти тысяч долларов.
Вот тебе и на! Девять тысяч долларов на дороге не валяются. С другой стороны, это составляет менее одного процента от миллиона. Не говоря уж о том, что деньги, которые не твои и твоими наверняка не станут, не могут тебя заинтересовать. Я аккуратно взял верхнюю купюру и рассмотрел ее. Номер В67380945В. Вот если бы… Я вынул из сейфа новенький двадцатидолларовый банкнот, положил бок о бок с верхней двадцаткой из стопки и принялся сличать — сначала невооруженным глазом, а затем с помощью лупы, которую взял из ящика стола Ниро Вульфа. Трех минут осмотра под лупой мне хватило, и я взял нижнюю двадцатку. Тот же результат. Вынул одну бумажку из середины, наугад. И вновь то же самое. Все банкноты оказались фальшивыми.
