Луи Тома - Фрагмент
Вопросительно подняв брови, Дюпон смотрел на Даниэля, желая убедиться, что тот внимательно следит за его аргументами.
— Преступники — это исключение из категории людей. Процентное отношение кретинов и интеллигентов среди них такое же, как и среди других. Все революционеры — отклонение от нормы, и все гении.
Увлеченный собственным вдохновением, он ерзал в кресле. Широкий лоб нахмурился, а глаза сузились в маленькие щелки.
— Если умственно высокоразвитый человек пойдет на преступление, мсье Морэ, то на основании какого критерия установите вы тогда, что он не интеллигентен?
— Очень просто: у него будет сто шансов против одного, что его схватят.
Учитывая возбужденное состояние своего посетителя, Даниэль намеренно спокойным голосом продолжал:
— А если он идет на такой риск, то это не указывает на его интеллигентность.
— У вас нет никаких доказательств, что шансов — сто к одному. Высокоинтеллигентный человек может сократить этот риск до минимума.
— Но он не может предусмотреть все срывы и случайности.
— Несмотря на это, он в состоянии предусмотреть все.
Немного обдумав свои слова, Дюпон повторил:
— Можно даже предусмотреть все.
Поскольку Даниэль сделал скептическую мину, он с новым подъемом пустился в спор.
— И я могу вам это доказать.
Чтобы сосредоточиться, он закрыл глаза. Заговорил очень тихо, едва шевелил губами, и его слова, казалось, следовали за его мыслями.
— Предположим…
Он наклонился, открыл глаза, и Даниэль снова почувствовал, как он сверлит его взглядом.
— Предположим, что я пришел сюда, чтобы убить вас.
— Меня… убить?
Даниэль громко рассмеялся. Он нашел эту мысль весьма забавной, но его гость не разделял веселья.
— Это не шутка, мсье Морэ.
— По меньшей мере, это — неудачный пример.
— О, нет, он не так уж плох, как вам кажется.
— Ну, хорошо.
Даниэль поднес горящую спичку к только что набитой трубке. Глубоко затянувшись, он спросил:
— Как вы будете убивать меня?
— При помощи пистолета.
Дюпон хлопнул рукой по портфелю.
— Пистолетом, который лежит у меня в портфеле.
— А грохот выстрела?
— Пистолет, конечно, снабжен глушителем.
— Хорошо.
Даниэль кивнул.
— Интересно, а не видел ли кто-нибудь вас, когда вы шли ко мне?
— Я был один в лифте, и лестничная клетка была пуста. Мне только нужно быть осторожным, когда я буду выходить из дома. Но даже если кто-нибудь меня и заметит… В этом здании, по меньшей мере, пятьдесят квартир.
— Даже шестьдесят.
— Поэтому я буду всего лишь безымянной фигурой среди множества безымянных людей. Кроме того, наша встреча не была запланирована. Десять минут назад вы даже не знали о моем существовании. Я даже могу не опасаться, что вы кому-нибудь рассказали обо мне.
Даниэль обрадовался, что нашел прореху в аргументах своего гостя. Торжествующим жестом он остановил его.
— Один момент! Откуда вы знаете, что после вашего звонка я никому не сообщил о вашем приходе?
— У вас не было времени принять до меня ни одного посетителя.
— Но я мог поговорить по телефону.
Дюпон выслушал возражение с усмешкой, значение которой не было ясным. Он пожал плечами, встал с портфелем в руке, подошел к окну. Тусклое октябрьское солнце нежным светом отразилось на его лысом черепе.
— Мсье Морэ, если бы я пришел, чтобы убить вас, — он кашлянул, — то я просто блокировал бы ваш аппарат после своего звонка.
Даниэль хотел было схватить трубку, но овладел собой. Вместо этого он судорожно схватил глиняный сосуд, в котором хранил табак.
«Нет, — подумал он, — этого не может быть. Он не может этого знать, это — просто случайность. Это определенно — только случайное совпадение. В некоторых районах Парижа, обслуживаемых устаревшими телефонными станциями, чтобы блокировать аппарат, одному из участников разговора достаточно не опустить трубку на рычаг».
Однажды он и сам это использовал, чтобы попробовать такой прием в своем романе. Но сделал ли это Дюпон?
— Мы здесь наверху совершенно изолированы, — продолжал Дюпон и взмахом руки показал на небо, по которому двигались кучевые облака. — Мы изолированы так же, как на вершине Гималаев. Справа и слева от этой комнаты расположены ваши подсобные помещения. Над вами нет жилья, а под вами временно никто не живет.
Даниэль замер на месте, но слушал внимательно. Какой-то внутренний голос тихо нашептывал ему: «Он точно информирован о твоей квартире и твоих жизненных обстоятельствах. Кроме того, он принял все необходимые меры предосторожности, чтобы сохранить в тайне эту встречу. Он явился с совершенно определенными намерениями и, наверняка, не для того, чтобы обсуждать твое интервью».
Что в его портфеле? Бумаги, документы? Почему бы не оружие? Вдруг Даниэля охватил страх, противоречащий всякому здравому смыслу и также трудно объяснимый, как и его причина.
«Полное безумие, — подумал Даниэль, — это просто идиотство, все это я просто воображаю. Стоит мне только захотеть, и я могу уложить его одним ударом».
Все же у него не было оснований броситься на своего гостя. Внутренняя борьба, проходившая в его сознании, быстро закончилась. Разум победил инстинкт. Если кого-то собираются убить, то должен существовать мотив.
Когда Даниэль высказал вслух это соображение, оно прозвучало как вызов судьбе.
Оноре Дюпон, задумчиво смотревший на кучевые облака, повернулся к нему. На его лице играла загадочная улыбка.
— У всякого человека есть хотя бы один смертельный враг, хотя он, возможно, и не подозревает об этом.
— У меня определенно нет.
— Хотя он, возможно, и не подозревает об этом, — с нажимом повторил Дюпон. — Может быть, я и есть тот смертельный враг. Я могу завидовать вам или ревновать вас.
Он эффектно проковылял к своему креслу и добавил:
— Может быть, я муж Валери.
— Валери не замужем.
— Откуда вы знаете?
Да, откуда он мог это знать? Он знал, что Валери Жубелин двадцать восемь лет, что у нее длинные белокурые волосы, что она элегантно одевается, весьма очаровательна и совсем не глупа. Он знал, что она работает графиком в рекламном агентстве на Елисейских полях, что живет одна и любит утку с апельсинами.
В октябре прошлого года он пригласил ее на вечеринку, на коктейль. От скуки она на салфетке нарисовала карикатуру на гостей.
— Бокал шампанского, мадемуазель?
Она поблагодарила и нарисовала карандашом его портрет. У Валери всегда был в руке рисовальный карандаш. Оноре Дюпон послужил бы для нее идеальной моделью. Смешно было бы представить Оноре Дюпона мужем этой молодой женщины, и Даниэль отбросил подобную мысль. Но все же сердце его сильно забилось. А если все же именно так? Если Валери живет отдельно от своего мужа и взяла свою девичью фамилию? Если Дюпон действительно пришел к нему из ревности? А он, Даниэль, с наивностью, граничащей с глупостью, только что признался в любовной связи.
