Рекс Стаут - Вышел месяц из тумана
— Без девяти минут шесть.
— Твое дело вполне может подождать девять минут.
— Знаю, но есть тут одна закавыка. Если вы спуститесь и войдете без стука в свой кабинет, то застанете там женщину.
— Какую еще женщину?
— Ее зовут Берта Аарон. Она пришла без приглашения. У нее какие-то неприятности, причем неприятности какого-то странного толка. Я как раз и поднялся сюда, чтобы рассказать вам об этом, а вы уж потом решайте, спуститься ли мне снова и отшить ее или вы сами сходите на нее взглянуть.
— Ты меня потревожил, нарушил наш уговор.
— Знаю, но я ведь извинился. К тому же, раз я уже вас побеспокоил, давайте-ка расскажу вам все. Эта женщина — личный секретарь Ламонта Отиса, старшего компаньона…
И так далее и тому подобное. Когда я кончил свой рассказ, шеф наконец-то оторвался от лупы и ложной луковицы. В какой-то момент в его глазах даже блеснул огонек. Вульф не раз говорил мне, что единственная вещь, побуждающая его хоть что-то делать, — это страстное желание, как он выражается, жить в свое удовольствие: занимать старинный особняк из бурого песчаника в Манхэттене, на Тридцать пятой Западной улице, пользоваться услугами шеф-повара Фрица, садовника Теодора (специалиста по орхидеям), а вдобавок и моими. Однако огонек в его глазах зажгло не предвкушение большого гонорара — я ведь пока не называл фамилию Соррел, — а мое упоминание о том, что клиентка попала в затруднение довольно-таки странного характера. По крайней мере, до сих пор мы ни с чем подобным не сталкивались.
Тут мы дошли до щекотливой темы.
— Кстати — начал я, — есть одна маленькая деталь, которая может вам не понравиться, хотя она и не имеет отношения к сути дела. В процессе, о котором идет речь, клиентом является Мортон Соррел. Вы, наверное, знаете об этом деле.
— Разумеется.
— Так вот, наша посетительница видела, как жена Соррела, с которой он судится беседовала с одним из руководителей своей фирмы. Может вы помните, что сказали об этой даме, прочитав отчет об этом процессе в утренней газете? Писали, что она согласна развестись с мужем, если получит месячное обеспечение в размере тридцати тысяч долларов, но в городе ходили слухи, что на самом деле она хочет содрать с мужа за развод кругленькую сумму — тридцать миллионов зелененьких. Может, в этом и загвоздка. Но в общем, все это лишь не относящиеся к делу подробности. Главное то, что мисс Аарон хочет…
— Нет! — отрезал шеф и бросил на меня сердитый взгляд. — Неужели ты ввалился лишь ради всего этого?
— Я не ввалился. Я вошел.
— Ты прекрасно знаешь, что это дело не для меня.
— Я знаю, что вы не станете никому помогать добывать свидетельство о разводе, да и я тоже не занимаюсь подобными делами. Знаю, что вы не будете помогать жене, которая судится с мужем, и наоборот, но здесь-то всего этого как раз и не надо. Вы не будете иметь никакого отношения к…
— Нет, это не по мне! Эта супружеская война может оказаться главной пружиной всего конфликта. Не хочу браться за дело! Отошлите посетительницу.
Завалил я свою миссию. А может, и нет, может, она была безнадежной, как бы я за нее не брался. В таком случае не стоило даже пытаться что-то сделать. В общем, как на это не смотри, сплошная невезуха. Не люблю я заваливать то, за что взялся, но, в общем, ничего страшного не случилось от того, что я поговорил с шефом, потратив на то добрых десять минут, хотя это не изменило ситуацию и не разрядило атмосферу между нами. Закончил разговор он на том, что собирается спуститься в свою комнату за другим галстуком, а меня просит позвонить ему по внутреннему телефону после того, как посетительница уйдет.
Пока я спускался по лестнице, меня обуревало искушение позвонить ему и сказать не о том, что она ушла, а о том, что мы уходим вместе с нею, — я иду вызволять ее из трудного положения. Искушение это возникло ни сию минуту, а появилось раньше, и я вынужден был признать, что при других обстоятельствах оно выглядело бы более привлекательным. Ну, прежде всего, если я предложу ей это, она может и отказаться, а с меня сегодня довольно уже отказов и неудач. Так что, идя по коридору, я постарался придать своему лицу соответствующее выражение, чтобы наша посетительница, взглянув на меня, могла сразу догадаться, что ответил шеф. Но, когда я вошел, мне пришлось изменить выражение лица, вернее оно изменилось само Я остановился и застыл на месте.
На ковре лежало то, чего там не было, когда я уходил. Ближе ко мне валялся большой кусок нефрита, который Вульф клал сверху на бумаги, чтобы они не разлетались, — он всегда лежал на столе, чуть дальше на ковре лежала Берта Аарон, которую я совсем недавно оставил спокойно сидевшей в кресле. Она лежала на боку, одна нога была согнута в колене, другая выпрямлена. Я подошел и склонился над телом. Губы были синие, язык вывалился, глаза были широко открыты и неподвижны, вокруг шеи был обмотан галстук Ниро Вульфа, узел сбился на сторону. С виду женщина была мертва.
Иногда в таких случаях есть еще шанс спасти человека Я достал из ящика своего стола ножницы; узел был такой тугой, то мне с трудом удалось подсунуть под него палец избавившись от галстука, я перевернул тело на спину «Дьявольщина она же мертва, что я делаю?» — подумал я, но все же отодрал немного пуха от ворсистого ковра, приложил к ее ноздрям и губам и на несколько секунд затаил дух. Но она не дышала. Я взял ее ладонь, нажал на ноготь — он так и остался белым. Кровообращение остановилось. Все же, быть может, оставался еще шанс ее спасти, если бы мне удалось очень быстро, скажем через две минуты привести к ней врача. Сняв трубку, я набрал номер доктора Уолмера, который жил рядом. Его не оказалось на месте.
— Черт бы их всех взял! — воскликнул я громко, поскольку все равно меня никто не слышал, после чего присел, чтобы перевести дух.
Я сидел и сидел, глядя на женщину, — минуту, а может, и две — и меня захлестывали не мысли, а эмоции. Слишком тяжко было на душе, чтобы о чем-то думать. Злился я на Вульфа, не на себя — тело я нашел в десять минут седьмого, так что, если б он спустился сюда со мною ровно в шесть, мы могли бы успеть ее спасти. Затем я дотянулся до внутреннего телефона и позвонил Вульфу в его апартаменты. Когда он снял трубку, я сказал:
— Все в порядке, спускайтесь. Ее нет.
И нажал на рычаг.
В оранжерею шеф всегда поднимается на лифте и даже спускается на нем оттуда, но покои его всего на один пролет лестницы выше, чем кабинет. Услышав, что дверь его комнаты открылась и затем снова закрылась, я встал, занял позицию прямо перед трупом дюймах в шести от головы, скрестил на груди руки и устремил взгляд на дверь.
Послышались шаги — и шеф вошел. Он переступил порог, остановился, взглянул на тело, перевел взгляд на меня и пророкотал:
