Жорж Сименон - Бар Либерти
— Директор в отпуске.
— А его заместитель?
— Тоже нет. Я тут совершенно один.
— Вот как! Ну в таком случае вам самому придется сейчас отправить двух задержанных женщин на виллу Брауна.
Тюремщик, похоже, также пребывал в солнечной одури. Или хлебнул анисовки? Он даже забыл потребовать какого-либо официального документа.
— Ладно! А вы их нам отдадите?
Мегрэ зевнул, потянулся и набил трубку. Но даже у табака, казалось, был совершенно иной вкус, нежели обычно!
«Брауна убили, а его две женщины…»
Комиссар не спеша зашагал к вилле. Снова увидел место, где машина врезалась в скалу. И едва не рассмеялся. Такая авария неизбежно должна была случиться с неопытным водителем. Несколько подряд поворотов, а потом по прямой… Как на прямую вырулишь, уже и не свернешь…
Мясник ехал сзади. Смеркалось… Женщины бросились бежать, подхватив слишком тяжелые для них чемоданы, и один потом бросили по дороге…
Мимо Мегрэ пронесся лимузин, в глубине машины за шофером сидел человек с азиатскими чертами лица, должно быть, махараджа… Море из синего становилось красным с рыжиной… Кое-где загорались электрические лампочки, но пока совсем бледные.
Вскоре находившийся в полном одиночестве перед открывавшимися перед ним далями Мегрэ подошел наконец к ограде виллы, по-хозяйски повернул ключ в замочной скважине и, оставив калитку приоткрытой, поднялся по ступенькам крыльца. Ветви деревьев усыпали стаи птиц. Входная дверь заскрипела — каким родным казался, видимо, этот звук Брауну!
Остановившись на пороге, Мегрэ силился понять, чем пахло в прихожей… У каждого дома есть свой собственный запах… Этот напоминал крепкие духи, без всякого сомнения с мускусом… А еще потягивало холодным сигарным пеплом…
Включив свет в гостиной, комиссар устроился между радио и патефоном в излюбленном, судя по наиболее истертой обивке, кресле Брауна.
«Его убили, а две женщины…»
Света люстры явно не хватало, и внимание Мегрэ привлек включенный в розетку торшер с огромным абажуром из розового шелка. Едва он зажегся, как комната сразу приняла нормальный вид.
«Во время войны Браун работал на разведку…»
Ни для кого не секрет. Вот почему местные газеты, которые он просмотрел в поезде, так и вцепились в это дело. Шпионские истории всегда отмечены для широкой публики особой таинственностью и значимостью.
Не трудно представить, какими идиотскими заголовками пестрели полосы газеты:
НИТИ ТЯНУТСЯ ЗА РУБЕЖ.
НОВОЕ ДЕЛО КУТЮПОВА?..
ДРАМАТИЧЕСКАЯ РАЗВЯЗКА ЖИЗНИ ТАЙНОГО АГЕНТА.
Одни журналисты узнавали почерк чекистов, другие — методы британской Интеллидженс сервис.
Мегрэ огляделся, не понимая, почему это вдруг ему стало неуютно. И понял. Из окна от застывшего моря повеяло прохладой. Он встал и задернул шторы.
«Так, так! А в этом кресле с подушками, несомненно, сидела женщина за каким-нибудь рукоделием…»
Рукоделие и впрямь отыскалось — вышивка на маленьком столике.
«Другая сидела в том уголке».
А вот и книга: «Личная жизнь Рудольфе Валентине»…
«Теперь не хватает только Джины с матерью…»
Внимательно приглядевшись, можно было заметить легкое покачивание воды возле прибрежных скал. Мегрэ снова взялся за фотографию с отметкой фотографа из Ниццы.
«Чем меньше шума, тем лучше!»
Иначе говоря, от него требовалось как можно скорее разузнать правду и разом оборвать все досужие разговоры журналистов и населения.
Послышался шум шагов по гравию дорожки в саду.
И через несколько мгновений из прихожей донесся низкий и довольно мелодичный звон колокольчика. Мегрэ отправился к двери и, открыв ее, увидел перед собой двух женщин и мужчину в полицейской Фуражке.
— Вы можете быть свободны… Я займусь ими. Входите, сударыни!..
Полное впечатление, что он принимает гостей. Мегрэ еще не успел как следует разглядеть их лица, но ему в нос уже ударил сильный аромат мускуса.
— Надеюсь, вы наконец поняли… — заговорила одна из женщин слегка дрогнувшим от волнения голосом.
— Черт возьми!.. — перебил ее Мегрэ. — Входите скорей… И устраивайтесь поудобнее.
Женщины вошли в дом, и комиссар смог их наконец рассмотреть. Испещренное морщинами лицо матери покрывал толстый слой белил и румян. Старуха остановилась в центре гостиной и оглядывалась, будто хотела убедиться, что ничего не пропало.
Вторая, помоложе, вела себя более настороженно: изучающе поглядывая на Мегрэ, она поправляла складки на платье и с деланным кокетством улыбалась.
— А это правда, что вас специально прислали из Парижа?
— Снимайте пальто, прошу вас… И присаживайтесь, где вам привычнее.
Женщины еще никак не могли сообразить, чего от них хотят. Чувствовали себя чужими в собственном доме. И боялись подвоха.
— Посидим, потолкуем втроем…
— А вы что-нибудь уже узнали?
Старуха резко оборвала дочь:
— Не болтай лишнего, Джина!
Честно говоря, Мегрэ до сих пор никак не удавалось настроиться на серьезный лад.
На мать, несмотря на обильную косметику, было просто страшно смотреть. А пышнотелая, даже, пожалуй, чересчур, дочка, обтянутая темного цвета шелками, тщетно силилась изобразить образ роковой женщины.
И потом, этот свежий запах мускуса, которым и без того пропитался воздух в комнате!
Ни дать не взять жилье консьержки в провинциальном театре!
Какая тут тебе драма! Какая загадка! Мамаша вяжет, присматривая за дочкой! А та почитывает о личной жизни Валентине!
Мегрэ снова занял место в кресле Брауна и лишенным всякого выражения взглядом принялся разглядывать обеих хозяек дома, невольно и не без смущения вопрошая себя: «И что этот чертов дуралей Браун мог делать в течение десяти лет с этими двумя бабенками?»
Десять лет! Долгие, похожие друг на друга дни, с солнцем и запахом мимозы, с колыханием за окном бескрайней синевы, и сонливые, нестерпимо медленно ползущие вечера, тишина которых нарушалась лишь плеском волн на скалах, а рядом две женщины: старуха в кресле и ее дочь возле торшера с абажуром из розового шелка…
Мегрэ машинально вертел в руках фотографию Брауна, имевшего наглость походить на него самого.
Глава 2
Расскажите мне о Брауне…
— Чем он занимался по вечерам?
Положив ногу на ногу, Мегрэ тоскливо взирал на старуху, пытавшуюся изображать светскую даму.
— Из дома мы выходили редко… Обычно дочь читала, а я…
— Расскажите мне о Брауне!
Старуха обиженно протянула:
— Он ничего не делал.
— Радио слушал, — вздохнула Джина, приняв очередную томную позу. — Насколько я люблю настоящую музыку, настолько же сильно ненавижу…
