Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга
— Что же, по-вашему, произошло?
— Не знаю, мосье.
— Вы сказали полицейским…
— Сказал то, что думал. Разве я поступил не так?
— Что же вы им сказали?
— Этот малый, наверно, спал под мостом.
— Но вы прежде его не видели?
— Что-то не помню… Под мостами всегда спят люди…
— Прекрасно. Продолжайте. Значит, подъехала машина…
— Да, да, красная машина. Вот в этом-то я уверен!
— Она остановилась недалеко от вашей баржи?
Жеф кивнул и указал рукой на берег.
— Мотор у нее работал?
На сей раз речник отрицательно мотнул головой.
— Итак, вы услышали шаги?
— Да, мосье.
— Шаги двух человек?
— Я увидел двоих мужчин, они возвращались к машине…
— А когда они подъезжали к мосту, вы их не видели?
— В то время я возился внизу с мотором.
— Значит, эти двое, из которых один был в светлом дождевике, очевидно, оглушили спящего бродягу и бросили в Сену. Так?
— Когда я поднялся на палубу, он был уже в воде…
— В медицинском заключении говорится, что потерпевший не мог так поранить голову при падении в воду… даже если бы случайно стукнулся головой о камни…
Ван Гут смотрел на них с таким видом, будто хотел сказать, что уж это его никак не касается.
— Вы не возражаете, что мы допросим вашу жену?
— Я не против, чтоб вы потолковали с Аннеке, но она все равно вас не поймет, потому что говорит только по-фламандски…
Помощник прокурора взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, нет ли у него вопросов. Комиссар отрицательно покачал головой. Если у него и возникли кое-какие вопросы, то он задаст их позже, когда господа из прокуратуры покинут баржу.
— Мы скоро сможем двинуться дальше? — спросил речник.
— Как только подпишете свои показания и сообщите нам, куда вы направляетесь.
— В Руан.
— Вам придется и в дальнейшем держать нас в курсе вашего местонахождения. Мой секретарь принесет вам бумаги для подписи.
— А когда?..
— Наверно, после полудня.
Подобный ответ явно не удовлетворил Жефа ван Гута.
— Кстати, в котором часу ваш брат возвратился на судно?
— Почти сразу после отъезда «скорой помощи».
— Благодарю вас.
Жеф ван Гут снова помог господину Паррену и его спутникам перейти по узкой доске, и маленькая группа направилась к мосту. Бродяги, стоявшие у баржи, отошли на несколько шагов.
— Что вы думаете об этом деле, Мегрэ?
— Думаю, что все это выглядит очень странно. Не часто бездомный бродяга подвергается нападению… Под сводами моста Мари, как раз у каменной стены, прилепилось некое сооружение, которое можно было бы назвать собачьей конурой. Бесформенное и полуразвалившееся, оно тем не менее на какое-то время служило жильем человеческому существу.
Заметив, что господин Паррен застыл от изумления, Мегрэ усмехнулся и, не выдержав, сказал:
— Такие же конуры существуют под всеми парижскими мостами. Одну из них можете увидеть напротив здания Сыскной полиции.
— И полиция ничего не предпринимает?
— Если полиция их уничтожит, они вырастут снова, только подальше… Это причудливое логово сооружалось, как правило, из старых ящиков и кусков брезента. Размеры его были рассчитаны на то, чтобы там, скорчившись, мог разместиться лишь один-единственный человек. От соломы, рваных одеял, старых газет, разбросанных по земле, шел такой тяжелый дух, что никакие сквозняки не могли выветрить его.
Господин Паррен поостерегся дотрагиваться до вещей пострадавшего, и Мегрэ пришлось самому бегло осмотреть весь этот хлам.
Жестяной цилиндр с дырками и решеткой заменял плиту. В нем еще лежала сероватая зола. Тут же валялись куски бог знает где подобранного древесного угля. Разворошив подстилку, комиссар обнаружил своеобразный клад: две черствые горбушки хлеба, огрызок чесночной колбасы, а рядом, в углу, — книги, заглавия которых он вполголоса прочел:
— «Мудрость» Верлена, «Надгробные речи» Боссюэ…
Мегрэ поднял с земли какой-то журнал, который, должно быть, долго валялся под дождем и был извлечен из мусорного ящика. Оказалось, что это старый номер «Медицинского вестника».
И, наконец, половина книги — вторая часть «Записок с острова Святой Елены».
Судья Данцигер казался не меньше озадаченным, чем представитель прокуратуры.
— Странный подбор книг, — заметил судья.
— Он мог ведь быть и случайным, — высказал свое мнение Мегрэ.
Там же, под дырявым одеялом, комиссар нашел кой-какую одежду: серый, весь в заплатах свитер с пятнами краски, вероятно принадлежавший какому-нибудь художнику; брюки из желтоватого тика; войлочные домашние туфли с протертыми подошвами; пять непарных носков. И, наконец, ножницы с отломанным острием.
— Этот человек умер? — спросил помощник прокурора, по-прежнему держась на почтительном расстоянии, словно боялся набраться блох.
— Час назад, когда я звонил в больницу, он был еще жив.
— Что же, его надеются спасти?
— Пытаются… У бедняги проломлен череп, и, кроме того, врачи опасаются, как бы он не заболел воспалением легких.
Мегрэ машинально катал взад и вперед сломанную детскую коляску — наверно, бродяга брал ее с собой, когда ходил рыться в мусорных ящиках. Обернувшись к группке оборванцев, внимательно следивших за ним, комиссар оглядел их одного за другим. Кое-кто из них сразу же отвернулся. На лицах остальных было написано тупое равнодушие.
— Эй, подойди-ка сюда!.. — подозвал он женщину, поманив ее пальцем.
Если бы все это происходило лет тридцать назад, когда Мегрэ служил еще в отделе охраны уличного порядка, он мог бы назвать по имени каждого из этих людей, ибо в то время лично знал большинство парижских бродяг.
Впрочем, с тех пор они почти не изменились. Разве только число их заметно поубавилось.
— Где ты ночуешь?
Женщина улыбнулась, будто желая задобрить его.
— Вон там, — ответила она, указав на мост Луи-Филиппа.
— Ты знаешь человека, которого ночью вытащили из воды?
Лицо у нее было отекшее, изо рта несло винным перегаром. Сложив руки на животе, женщина кивнула.
— Наши звали его Тубибом[2].
— Почему?
— А он из ученых. Говорят, и вправду был раньше врачом.
— Давно он живет под мостами?
— Уже несколько лет.
— Сколько?
— Не знаю… Я давно потеряла счет годам… Сказав это, она рассмеялась и отбросила с лица седую прядь. Когда она молчала, ей можно было дать лет шестьдесят, но стоило ей заговорить, как сразу же обнажалась почти беззубая челюсть, и толстуха казалась много старше. Однако в глазах ее по-прежнему таилась усмешка, и время от времени она оборачивалась к остальным бродягам, как бы призывая их в свидетели.
