Анна Литвинова - Пока ангелы спят
Но моя перехлестывающая через край радость постепенно сменилась унынием. А что, если письмо – это чья-то шутка? Татьяны, например? Или кого-то еще из нашей фирмы? Или, допустим, Димчика? Но ведь я никому, ни единой живой душе, не рассказывал, что участвую в конкурсе!
Тем не менее я не без тревоги перечитал письмо еще раз. Все было на месте: и «уважаемый» (не знаем Вашего отчества), и «рады сообщить»… Нет, для шутки все слишком скромно. Пошутить можно было куда прикольней. Например, предложить мне контракт на книгу от издательства «Пенгуин» на десять тысяч долларов США или сообщить, что Данилову А.С. присуждается малый Букер… Нет, не похоже, что письмо – чья-то дурацкая шутка. Да и первое апреля давно миновало.
Тем не менее чем-то послание мне не нравилось. Чем именно? Я раздумывал, стоя в прохладном подъезде, и, кажется, понял. Настораживал обычный, совсем не фирменный конверт, причем с новогодней картинкой. Нет обратного адреса. Кроме того, скверная бумага и дешевый игольчатый принтер, на каком отпечатали депешу. Да и сидят издатели хоть и в центре, но, судя по всему, в единственной квартире или комнате, затерянной в глубинах Большой Дмитровки. Несолидно… Да, кстати… как издательство называется? Я еще раз заглянул в письмо. Обозначения издательства и его логотипа ни в «шапке», ни в тексте не обнаружил.
Я побежал по лестнице вверх, в свою квартиру (за стенкой, у Татьяны, уже орал в полный голос «Роксет»). Не снимая обуви, прошел в комнатку, что служила мне одновременно и гостиной, и кабинетом. Достал папку, куда обычно складываю бумаги, относящиеся к моим писательским делам, в том числе «отлупы» из редакций и приглашения ко всевозможным конкурсам. Ага, вот оно… Маленькое объявленьице в газете «Молодежные вести» от семнадцатого января:
Издательство объявляет конкурс на лучший рассказ. Номинации – детективный, любовный, мистический. Объем – не более 15 машинописных страниц. Премия победителю – 500 у.е.
Названия издательства и тут нет. Адрес – абонентский ящик: 101000, Москва, а. я. 111. И еще – электронный адрес: [email protected]
Я вспомнил, как наткнулся – сидя в туалете, признаюсь – на эту объяву и подумал тогда: на ловца и зверь бежит. Потому что детективный рассказец в моем творческом портфеле уже имелся. Чумовая новеллка – помесь Кортасара, мыльных опер и «криминального чтива»: куча убийств, стр-расти р-роковые и тонкий психологизм, плюс все это сдобрено изрядной долей иронии. Мне самому он нравился чуть ли не больше всех моих творений. Но для глянцевых журналов, типа «Космополитен», «Культ личностей» и «Бизнес-леди», он не подошел, сказали: «Слишком сложно, не в нашем профиле»; толстым журналам он не приглянулся из-за р-роковых страстей (да и платят там гроши, в этих «Новых мирах»!); а для газет и еженедельников сочинение оказалось слишком длинным… И тогда я запечатал рассказец в конверт, отправил его обычной, не электронной, почтой на конкурс и благополучно о нем забыл. И вот…
Я захлопнул дверь квартиры и спустился во двор, ставший в субботу машинным двором. Армен, скучавший у своей «шестерки» с поднятым капотом, ревниво поинтересовался:
– Чего так долго? Кофе у Татьяны пил?
Я с трудом подавил искушение похвастаться своей победой и буркнул:
– Ключ искал на восемнадцать.
– Да он же у тебя здесь! – проговорил Армен и пытливо посмотрел на меня.
Наверно, решил, что у нас с Татьяной завязывается роман.
– Ладно, давай крути, – сказал я. – Лампочку подсоединил?
Мы принялись выставлять момент зажигания на Арменовой «шестерке», а мысли мои тем временем были далеко. Я думал о письме, издательстве, победе… До понедельника оставалось два дня. Мне безумно хотелось как можно быстрей прийти в издательство, получить свою премию и, как говорилось в корреспонденции, обсудить планы долгосрочного сотрудничества…
И в то же время что-то меня настораживало. Интуиция прямо-таки вопила: «Не ходи! Не ходи туда! Не надо!»
Но я знал, что, конечно, в издательство пойду.
В то же самое время. Сергей Петренко.Сергей Петренко, совсем недавно капитан, а ныне уже повышенный до подполковника, один из самых засекреченных людей в России, приближался к месту своего назначения. Мотор его «девятки» (с питерскими еще номерами) работал ровно. Уверенно двигаясь из центра столицы к ее окраине по крайней левой полосе В-ского проспекта, залитого солнцем и по-субботнему пустынного, тридцатичетырехлетний подполковник старался не смотреть по сторонам. Пообочь дороги тянулись пустыри, виадуки, пакгаузы, заводские цеха…
Петренко, коренной петербуржец, Москву не любил.
Большая деревня. Муравейник. Нагромождение многоэтажных коробок. В редкие свободные дни он, взяв с собой Ольгу и Юленьку, честно пытался осваивать новое для него городское пространство – заставлял себя полюбить Москву. Но столица нравилась ему лишь в центре, и то только в районе Бронных или Арбатских переулков. Там Москва хоть чем-то походила на Питер. Тихо, лениво, уютно… Дома начала века – с плавными линиями, высокими окнами, мансардами… Но все равно: вдруг р-раз – и глаз упрется в уродливую кирпичную многоэтажку с застекленными невпопад лоджиями, а у подъезда мемориальная доска: здесь жили-поживали Суслов-Черненко… Да и ехать туда, к Бронным, от Жулебина, где Петренко с семьей предоставили квартиру, не меньше часа… И весь этот час тянутся за окном новостройки, пустыри и акведуки…
То ли дело любимый Питер!.. Глаз отдыхает на его стремительных перспективах – а в конце каждого проспекта видна или сияющая игла Адмиралтейства, или зелено-грузный купол Исаакия… А каналы! А эти особняки, мосты, решетки!.. Позлащенная колокольня Никольского собора отражается в Крюковом канале… Продувает влажный ветер с Невы…
В Питере красота под боком. Она любимая, домашняя… Выйдешь на родную Лиговку, пойдешь с Юлечкой за ручку, и ребенок по пути эстетически насыщается и духовно растет. Идешь с ней, скажем, гулять в Сангальский садик (как все его называют, на самом же деле – сад при особняке владельца бывшей бумагоделательной фабрики графа Сен-Гали)… Или в противоположную сторону, в Таврический… Шагаешь, и глаз привычно радуется. Ни один дом не похож на другой. Башни, эркеры… На фасадах – атланты, кариатиды, амуры, рога изобилия, гроздья винограда… Дочка лопочет на своем детском языке, а ты думаешь о своем – и на сердце покойно и радостно…
Полтора года как Петренко перевели в столицу, а он до сих пор не приспособился душой к Москве. «Вот и Олька – при первой возможности ускакала в Питер, – подумал Петренко. – И Юлечку с собой увезла…» Предлог для путешествия жены с дочкой из Москвы в Петербург имелся. Надо, мол, помочь маме (тещеньке, значит) перебраться на дачу. На самом деле – соскучилась Олечка по любимому городу. И Петренко хорошо ее понимал. Он бы и сам поехал. Но служба, служба…
