Доминик Сильвен - Когда людоед очнется
Затем она предупредила звукорежиссера об изменении в программе. Она не будет танцевать под музыку Мисси Эллиот. Ей нужны «Братья Невилл», а точнее, «Yellow Мооn». Лоран подобрал то, что она хотела.
— Ты сегодня другая, — сказал он.
— О чем ты?
— Обычно ты красивая, как ведьма перед шабашем, но сегодня ночью…
— Что — сегодня ночью?
— Ты напоминаешь мне какой-то цветок. Большую лилию.
— Этого я и добивалась, Лоран.
По пути ей попались Карлота и Джульет, новенькая из Майами, они похвалили ее костюм. Ингрид приоткрыла занавес. Синди заканчивала выступление, в одних туфлях она извивалась под музыку Марвина Гэя. «Калипсо» был переполнен. Прожекторы светили на сцену, так что лиц Ингрид не различала, но она могла судить по силуэтам и шуму в зале. Свет погас, зал взорвался аплодисментами, криками, свистом. Мари накинула на плечи Синди белый фирменный пеньюар «Калипсо». Раздались первые такты «Братьев Невилл»:
Yellow moon, yellow moon,
Why you keep peeping in my window?
Do you know something I don't know?[16]
Затем раздался голос Фабриса. Он объявил гвоздь программы «Калипсо»: Габриеллу Тижер Пламенную. Ингрид зажмурилась, потом шагнула на сцену и оказалась в саду наслаждений. Белесый свет превратился в источник, бьющий из скал. Жаркое солнце Луизианы уже коснулось ее кожи. Запах тины, крики попугаев и стрекотание кузнечиков довершили картину. Она протянула руки к мясистым лепесткам магнолий и, словно бальзам вечности, вдохнула их сладковатый запах, приблизилась к пруду. Медленно она развязала оби, думая о водяных лилиях в Магнолия-холле.
И почувствовала, как дрожь пробежала по залу.
Yellow moon, can you tell me,
If the girl's with another man?[17]
Она приподняла тяжелую шевелюру, чтобы легкий ветерок погладил ее затылок. И медленно, словно капля воды скатилась по лепестку кувшинки, стянула перчатку.
Oh yellow moon,
Have you seen that Creole woman?
You can tell me,
Now ain't you a friend of mine…[18]
Ингрид снова натянула шорты и майку, надела пробковые сандалии «биркенсток» и убрала кусок ткани в шкафчик Мари. С сумкой через плечо она в унынии вышла на площадь Пигаль и убедилась, что на остановке такси собралась очередь. Ингрид решила добираться до дома пешком. Ночь теплая: она спустится по улице Нотр-Дам-де-Лоретт к Монмартру и дойдет до Сен-Дени по Рише и Птит-Экюри.
Меланхолия окутала ее своими грязными покрывалами. Она надеялась изгнать воспоминания, выставив их перед публикой, но, несмотря на восхищенный свист и горячие аплодисменты, возвращалась домой все с теми же заботами и чувством, что ее затягивают зыбучие пески. Ей не удавалось заглушить в себе тихий голос, твердивший, что Брэд стал другим и теперь он незнакомец, чужак, изменивший прошлому.
На улице Рише толпились люди, машины отъезжали от кабаре «Фоли-Бержер». Она пошла по пустынной улице Птит-Экюри, впереди ей послышались шаги, и она различила мужскую фигуру. Прохожий вошел в дом, а она продолжила свой путь. И тут она поняла, как ей хотелось увидеть живого Брэда и спросить у него, почему он во что бы то ни стало стремится вернуть себе имя и родину своей матери. Почему он больше не похож на того друга, которого она знала.
Оказавшись наконец в своем квартале, она машинально взглянула на витрины. На многих висела ее афишка. Ей вспомнились слова того несносного легавого с черными глазами: «Вы делаете любой массаж: ши-тцу, тайский, балийский, калифорнийский — не буду вдаваться в подробности».
Брэд побывал в ее квартале, сорвал одну из афишек, но к ней не зашел.
На улице Дезир бродяга Деде спал на своем обычном месте перед лавкой старьевщицы, укрывшись рваными коробками. Она поискала в сумке ключи и почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит.
Он был одет в темный костюм и темную рубашку. Лицо показалось ей таким же темным.
— Что вам нужно?
— Мне не спалось.
Она отыскала ключи. Он подошел поближе:
— Можно мне зайти на минутку?
— Разве полицейские нуждаются в разрешении?
— Есть легальное время и нелегальное, — отвечал Саша Дюген, переступая через порог. — Сейчас я на нелегальном положении. Вы вправе меня выставить.
Она вздохнула, потом положила сумку на оранжевый диван и направилась к розовому холодильнику:
— Хотите воды?
— Да, спасибо.
— Сегодня вы не такой невозмутимый, как обычно.
— Возможно.
— Ваш лейтенант Николе не притаился поблизости?
— Нет.
— А чем занимается ваша жена?
— Жена спит. А мне спать не хочется.
— Это вы мне уже говорили.
— Вам не следовало возвращаться ночью одной. Надо было взять такси.
— Вы за мной следили?
— Я вас выслеживал.
— Это то, что по-французски называют нюансом?
Он устало запустил руку в волосы.
— В номере Брэда Арсено нашли деньги. И фотографии Лу Неккер. И диск с записью «Вампиреллас». По-моему, он еще во Франции. Он оставил свои паспорта. Настоящий и фальшивый. И я никак не могу понять почему. А еще я не понимаю, почему он хранил в номере вашу афишку. Он знал, что вы занимаетесь массажем. И об оборотной стороне ему наверняка известно.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он взял из стопки верхний журнал, вынул из кармана ручку и написал на обложке номер.
— Мой мобильный. На всякий случай.
И положил журнал на место.
— Может, вы и привыкли доносить на своих друзей, а я нет, майор.
— Мы можем обмениваться колкостями, как боксеры ударами, но я не вижу в этом необходимости.
— Тогда зачем вы пришли?
— Я бы не хотел… не хочу, чтобы вы попали в беду. Доброй ночи.
20
Ингрид не могла сомкнуть глаз. Она встала, приготовила себе самый крепкий в западном мире кофе и села за кухонный стол. В голове проносились обрывки мыслей. Без определенной цели она вышла из дома. Солнце окутало улицу Фобур-Сен-Дени бледным утренним светом. Ей почудилось, что все вокруг плывет — город, время, ее прошлое. Ее отрочество с Брэдом вторглось в ее жизнь в Париже. В жизнь у канала Сен-Мартен. Она решила дойти до комиссариата Тринадцатого округа. Это неблизкий путь, но он поможет ей успокоиться.
*Письменный стол лейтенанта покрывали бумаги, пустой стаканчик из-под кофе соседствовал на бумажной салфетке с огрызком круассана.
— Могу я видеть Саша Дюгена?
— В ближайшее время нет.
— Он у себя?
— Шеф там, где ему нужно.
Они уставились друг на друга. Потом лицо лейтенанта расслабилось:
