Джо Алекс - Смерть говорит от моего имени
7. Джек Сэйер, помощник режиссера: во время спектакля намаялся. Сначала Винси вывел из себя Эву Фарадей, потом добрую половину антракта рабочие не могли справиться с расстановкой стульев, даже сам он запутался, и пришлось вызывать режиссера. На время после спектакля у него алиби, связанные с № 8 — Саймоном Формзом, театральным пожарным, и № 9— Ричардом Карутерсом, осветителем. В первом действии у Карутерса были неполадки с прожектором. В антракте он пытался устранить неисправность, но не удалось. Увидев Дарси, идущего по сцене, он подошел к нему спросить, как быть, если прожектор погаснет, но Дарси производил впечатление не вполне вменяемого и отвечал сбивчиво. Карутерс проводил его до дверей уборной Стивена Винси и тут же поспешил назад, так как через минуту начинался спектакль. Только он добрался до своего балкончика, как подняли занавес. С Дарси он расстался минуты за три до этого. Во втором акте поврежденный прожектор стал мигать еще чаще, и Карутерс почувствовал запах паленой резины. Он подал знак пожарному Саймону Формзу и помощнику режиссера. До самого конца спектакля пришлось возиться с этим прожектором, зато потом они втроем проверили весь кабель, нашли поврежденное место, где резина начала тлеть, привели все в порядок и отправились в гардероб для персонала, где пожарный оставлял свою шляпу, поскольку работал в шлеме. После спектакля эти трое ни на минуту не расставались. Аминь!
10 Уильям Галлинз, вахтер: до конца спектакля сидел с сестрой, которую отправил домой на такси в десять минут одиннадцатого; те четверо, которые вышли, чтобы сдать купоны тотализатора, видели, как она садилась в машину, и кто-то пошутил, что Галлинзу играть не обязательно, он и так возит барышень на такси. А после десяти часов Винси был уже трупом, как собирается показать под присягой наш патологоанатом. Значит, и Галлинз не убийца! Аминь!
11 и 12. Рабочие Стенли Хиггинс и Джошуа Брэддон, расставив на сцене стулья, постояли немного с помощником режиссера, а потом ушли из театра, так как декорации разбирали обычно перед спектаклем. Да и декорация в этой пьесе все время одна и та же, единственное, что меняется, — это стулья, которые ставят в антракте. Поэтому рабочих рано отпускают, делать им в спектакле все равно нечего. Ко времени смерти Винси их уже полчаса как не было в театре, что подтвердил вахтер Галлинз, видевший, как они выходили. Аминь! Никто не входил в театр через двери, ведущие в зрительный зал, так как у них ручка только со стороны кулис, и каждый желающий войти должен позвонить. Звонок же со вчерашнего дня был неисправен, а Карутерс забыл его починить! Это чтобы посмешнее было! Никто не посещал актеров за кулисами. Никто не прошел мимо вахтера ни до спектакля, ни во время, ни после него. Единственным посетителем была Анжелика Додд. Круг замкнулся. Стало быть, никто не мог убить Стивена Винси.
— Не унывай, — мрачно усмехнулся Алекс. — Он все-таки убит.
— Да, это правда, — вздохнул Паркер. — Он убит, и кроме того, мы еще не допросили Эву Фарадей… Джонс!
— Да, шеф?
— Попроси сюда мисс Эву Фарадей… Или нет… Может быть, лучше где-нибудь в другом месте. Есть тут еще свободная артистическая?
— Да, шеф.
Джонс проводил их. Они миновали главный коридор и вошли в другой, параллельный тому, где находилась уборная Винси. Первая пара дверей вела в уборные, где находились Эва Фарадей и Генри Дарси. В остальных комнатах, перед которыми расхаживал детектив Маллинз, Джонс разместил допрашиваемых, лишь одна уборная не была занята. Туда он и привел инспектора и Алекса. Через минуту вошла Эва Фарадей. Это была молодая, среднего роста девушка с лицом спокойным и красивым, обрамленным длинными, прямыми, темными волосами. Ее большие, зеленоватые глаза покраснели от слез. Паркер пригласил ее сесть и произнес вежливую формулу, с которой привык обращаться к допрашиваемым женщинам. Потом попросил ее описать прошедший вечер. Но ее показания не принесли ничего нового. Она только подтвердила все то, о чем говорили Дарси и прочие.
— А теперь прошу вас вспомнить, не показалось ли вам что-нибудь странным во время спектакля, до или после него?
— Нет… Ничего… — она явно колебалась.
— Так что же все-таки? — Инспектор сделал приглашающий жест рукой. — Даже если что-то кажется вам пустяком, все равно расскажите нам. Пока следствие не окончено, никогда не известно, что может пригодиться.
— Ну, разве что только одно… но это мелочь… Во втором действии есть такой момент, когда я — то есть Старуха, — испугавшись мысли о смерти, бегу через всю сцену к Старику и крепко обнимаю его, прижимаясь к нему изо всех сил… В первом действии есть похожая сцена, только я не бегу, а обнимаю его, стоя перед ним. Как раз в первом действии Стив… мистер Винси оттолкнул меня, когда я испачкала его помадой… Так вот, во втором действии я побежала к нему и, помня об этом, отвернула голову в сторону. Поэтому получилось, что я прижалась к нему еще сильнее… и…
— И почувствовали в нагрудном кармане его блузы какой-то небольшой твердый предмет, да? — сказал Алекс.
— Да! Но откуда вы знаете?
— Я это предполагал.
Паркер с недоумением взглянул на него, но не сказал ни слова.
— А как Винси держался во время спектакля? Нас это очень интересует. Вам не показалось, что в первом действии он был сильно возбужден, а во втором это прошло, словно причина для тревоги отпала?
— Да! — Эва Фарадей решительно кивнула. — Я примерно так и подумала. Я боялась второго действия, нервы совсем расходились и… Боялась, что расплачусь на сцене, если он что-нибудь скажет или сделает… Актер умеет порой сделать или сказать что-нибудь так ловко, что зрители об этом не догадываются, а партнер-то все отлично замечает… Я тряслась от страху, ведь это было бы хуже всего… Личные дела актеров никого не касаются, но если в разгар спектакля приходится опускать занавес, только актер способен понять, что это значит.
— Мы все же постараемся понять. А каковы были ваши впечатления во втором действии?
— Винси переменился. Играл в хорошем темпе. Ни разу не сбился, не спутал текста. Был гораздо сдержаннее… Никогда еще мне не было так легко с ним играть… Под конец я даже забыла о всех наших ссорах. Была просто заворожена и поэтому сама, может быть, играла хуже… но он меня просто ошеломил…
— Так, — Алекс понимающе кивнул. — А вы не подумали, например, как мило было с его стороны стереть следы вашего грима.
— Нет, — Эва удивленно подняла брови. — Почему я должна была так подумать? Ведь об этом заботится костюмер. Просто отметила про себя, и все. Какое отношение это имело к тому, что произошло между нами? То есть мне не пришло в голову, что это могло быть каким-то жестом с его стороны. В конце концов, это и не было жестом…
