Рекс Стаут - Игра в бары
Холмер был здесь в тот же вечер и скорее всего также упоминал о нем. Если мистер Гудвин присутствовал при этом и может все подтвердить, то подобное заявление решит наши проблемы. В этом случае я готов сделать вам конкретное предложение – после обсуждения с Бланко по телефону.
Подобная помощь в идентификации представила бы для мистера Хафа огромную ценность и могла бы быть оценена в пять процентов от общей суммы, которую он должен получить.
Здесь наш посетитель допустил по крайней мере два серьезных просчета: во-первых, предложение строилось на принципе оплаты за подтверждение заведомой правды, что напоминало явный подкуп, или заведомой лжи, что было уж совсем противозаконно.
– Естественно, – сказал Ирби, – мне бы понадобились ваши показания, данные в письменном виде. Заявление от каждого из вас… Я был бы рад и горд получить их. Что же касается соглашения об оплате, то тут я жду ваших предложений. Было бы, наверное, неразумно переносить его на бумагу.
О, после этих слов Вульф мог бы великолепно проявить себя, и я был уже готов, выполняя его приказ, вышвырнуть адвоката за дверь. Но, как это ни странно, Вульф не выразил никакого неудовольствия, даже, напротив, остался спокоен. Он спросил:
– Мистер Хаф приезжает в Нью-Йорк?
– Да.
– Когда?
– Завтра днем в три часа.
– Я хочу его видеть.
– Нет проблем. Я тоже этого хочу. Я привезу его сюда прямо из аэропорта. И если у меня будут письменные показания…
– Нет! Никаких показаний до тех пор, пока я не переговорю с вашим клиентом, а там увидим. – Вульф был резок. – Но только не везите его сюда прямо из аэропорта. Лучше сначала позвоните мне. Я хочу предпринять один шаг, который, уверен, вам не очень-то понравится, но на который вы, возможно, и согласитесь. Я думаю, что здесь у меня состоится встреча всех, кто имеет отношение к этому делу, то есть обеих сторон, в вашем присутствии. Я думаю назначить эту встречу на завтра здесь, в этой комнате. Я обеспечу присутствие мистера Холмера и его компаньонов.
Ирби слушал Вульфа так сосредоточенно, что его глаза превратились в узкие щелочки.
– Почему вы думаете, что мне это не понравится?
– Я по опыту знаю: все адвокаты убеждены в том, что ни один вопрос, касающийся больших денежных сумм, не может быть решен никем, кроме них самих.
Адвокат может принять без обиды и куда более едкое замечание. И этот даже глазом не моргнул, а только с достоинством покачал головой.
– Такую встречу можно только приветствовать, – сказал он. – Но мне все же хотелось быть более уверенным в успехе дела. Если бы я знал, что вы и мистер Гудвин засвидетельствуете факт подлинности документа, разумеется, со слов Присциллы Идз и Холмера…
– Нет, – решительно сказал Вульф. – Сделав мне чудовищное по своей наглости предложение, вы не можете рассчитывать на проявление дружелюбия с моей стороны. Вам придется принять все как есть.
Больше ничего выжать из нас Ирби так и не смог, хотя он проявил такое упорство, что я в конце концов пересек комнату и, сунув ему в руку портфель, дал понять, что разговор окончен.
Приближалось время ужина. Когда я закрыл за посетителем входную дверь, Вульф уже выходил из кабинета, направляясь в столовую.
– Ну, теперь ты доволен? – рявкнул он.
– Нет, сэр, – вежливо ответил я. – И думаю, вы со мной согласитесь.
Глава 9
На следующее утро, в четверг, я разложил все по полочкам.
Мне нужна была какая-нибудь лазейка, а в деле Ирби ничего не просматривалось. Я готов был согласиться с тем, что в среду, после обеда, вряд ли что-нибудь придет в голову. Но вот наступило утро четверга – и тот же результат!
Я прекрасно понимал, что не имею никакого морального права заставлять Вульфа работать. В противном случае я уже давно бы бросил свои рассуждения и удалился, раздавленный очевидностью того факта, что я все равно ничего не добьюсь до одиннадцати часов, когда Вульф спустится вниз из оранжереи.
Поэтому я встал, побрился, принял душ, оделся и спустился вниз. Поздоровавшись с Фрицем, я позавтракал, прочел утреннюю газету, узнав среди прочего о том, что убийцы Присциллы Идз и Маргрет Фомоз до сих пор не найдены. И только после всего этого проследовал в кабинет Вульфа.
Там я уселся поудобнее за письменный стол и вскрыл конверты утренней почты. Пробило девять, но сверху не поступило никаких известий. Я набрал номер оранжереи по домашнему телефону и, услышав голос Вульфа, спросил:
– Вы сами пригласите людей на вечеринку или это сделать мне?
– Никто этого делать не станет до тех пор, пока мы не будем уверены в приезде мистера Хафа. – По его голосу я понял, что патрон здорово раздражен. – Но он приземлится только в три…
– Или никогда, – уныло заметил я.
Вот так обстояли дела. Одно из глубочайших убеждений Вульфа состояло в том, что любое механизированное приспособление для перевозки людей, от скутера до океанского лайнера, не может гарантировать благополучного прибытия к месту назначения. По его мнению, с уверенностью говорить об этом может только тупица.
Тут уж я с ним ничего не мог поделать.
Повесив трубку, я позвонил в «Пан-Атлантик». Диспетчер сказал, что рейс 198 ожидается по расписанию.
Когда я встал, чтобы положить разобранную мной почту на стол Вульфа, зазвонил телефон. Сняв трубку, я по заведенному ритуалу сказал:
– Контора Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.
– Арчи Гудвин?
– Совершенно верно.
– Говорит Сара Джеффи.
Судя по голосу, так оно и было.
– Доброе утро. Я хотела знать… как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. А вы?
– Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом всего лишь одно место – мое.
– Отлично. Во время обеда всегда будет место для нового блюда.
– Но сейчас у меня к вам совсем другое дело. – Наступила пауза, потом она продолжила: – Вы взяли с собой шляпу и пальто?
– Да, взял и, ради всего святого, не говорите мне… что хотите их вернуть. Я уже избавился и от того и от другого.
– Но я и не собираюсь их возвращать. – Это прозвучало весьма убедительно. – Когда я вышла в холл после вашего ухода и увидела, что пальто и шляпа исчезли, я просто расплакалась, как ребенок. А перестав плакать, испугалась. И того, что плакала, и того, что отдала пальто и шляпу… но потом поняла, что дело не только в этом. Но никак не могла определить в чем.
Во всяком случае, через некоторое время я уже не задумывалась о причине моих слез. До меня все-таки дошло, что я очень рада исчезновению этих вещей. А ведь это вы оказали мне столь чудесную услугу. И это после того, как я так недоброжелательно отнеслась к вам. Но я надеюсь, вы понимаете, почему я так поступила. Я просто ужасная трусиха.
