Марсель Аллен - Фантомас и пустой гроб
— Сегодня я был во Дворце правосудия, — сказал он немного помолчав, — Знаешь ли ты, что процесс над Владимиром, сыном Фантомаса, должен состояться еще до конца этой недели?
— Мне это известно, — ответил журналист. — И я даже знаю кое-какие подробности. Так, мне известно, что в числе присяжных заседателей будет некто Миниас, компаньон Поля Дропа…
— Ну и что?
— Как «что»? Миниас будет судить Владимира! Вас это не настораживает?
Жюв кончил курить и выбил трубку о доску камина.
— Дорогой Фандор, — сказал он, — наши мысли идут в одном направлении… По сути дела, мы ни в чем не можем упрекнуть Миниаса… И все-таки меня, как и тебя, смущает его участие в этом судебном деле…
В это время раздался стук в дверь, и старый слуга Жан доложил Жюву, что какая-то дама, не назвавшая себя, хочет его видеть.
— Ах, так к вам захаживают таинственные незнакомки? Примите мои поздравления! — ухмыльнулся Фандор.
Не обращая внимания на его насмешки, Жюв поднялся и вышел в соседний салон, где его ждала посетительница.
— Господин Жюв? — спросила она, поднимаясь ему навстречу.
— Да, мадам. С кем имею честь?
— Я мадам Амели Дроп, жена хирурга Поля Дропа.
После всего, что произошло в последние дни, Жюв был крайне заинтригован, увидев перед собой жену Поля Дропа и любовницу Себастьяна Перрона. Однако он ничем не выдал своей заинтересованности.
— Мадам, я целиком в вашем распоряжении, — любезно сказал он. — Ваш муж проявил такую заботу о бесконечно дорогой мне пациентке, что для меня нет большего удовольствия, чем быть полезным его жене.
Амели Дроп улыбнулась насмешливо и печально в одно и то же время:
— Дорогой господин Жюв! Не надо столь поспешно связывать мои интересы с любезностью моего мужа. Тем более, что Поль Дроп уже известил вас и о нашем предстоящем разводе, и о том, что я была любовницей Себастьяна Перрона…
«Вот те на! — подумал полицейский. — Эта дама сама расставила все точки над «i»!»
— Я пришла к вам, — продолжала Амели, — чтобы попросить у вас совета. Мне известно, что вы друг моего мужа и что мой любовник поручал вам защищать его интересы. Но самое главное для меня — это то, что вы взялись разыскать моего сына. Я доверяю вам полностью.
Искренность молодой женщины тронула Жюва.
— Мадам, — сказал он, — я отвечу вам откровенностью на откровенность. Я испытываю симпатию к вашему мужу, и к человеку, которого вы любите, Себастьяну Перрону. Но при этом я беспристрастен и стараюсь быть справедливым. Я еще не знаю, кто из двоих неправ — ваш муж или ваш любовник. Но очень прошу вас, но пытайтесь вмешаться в интересах того или другого…
— Так вы полагаете, что я пришла просить за одного из них? — Мадам Дроп нервно сняла перчатки, и ярость блеснула в ее глазах. — Вы странным образом ошибаетесь, месье! Перед вами не жена и не любовница, перед вами мать! Я пришла к вам из-за сына: верните мне его!
Жюв видел, что она искренна, и уже готов был успокоить ее, сообщив, что ее сын находится не где-нибудь, а у ее мужа Поля Дропа, но что-то его остановило. Он чувствовал, что Амели хочет сказать что-то еще, но не решается. Комиссар поспешил ей помочь:
— Мадам, я обещал найти вашего сына, а я слов на ветер не бросаю. Но если вам известны какие-либо детали, которые могут облегчить мою задачу…
— Хорошо! — воскликнула мадам Дроп, сверкая глазами. — Только что вы предположили, что я намереваюсь ходатайствовать за мужа или за любовника. Мои намерения очень далеки от этого. Я ненавижу их обоих! Они оба подлецы, бесчестные люди, думающие только о том, как бы завладеть моим состоянием! Вчера, господин Жюв, ко мне явился мой любовник и валялся у меня в ногах, умолял дать ему сто тысяч франков, утверждая, будто они необходимы ему, чтобы спасти нашего сына!.. Я отказала ему и высказала все, что я думаю о его бесчестных происках… Мне казалось, что я увидела предел, до которого может дойти человеческая низость. Но я ошибалась!
Мадам Дроп помолчала — ей не хватало дыхания. Собравшись с духом, она продолжала:
— В тот же вечер мой муж куда-то ушел и вернулся очень поздно. Я еще не спала. Я лежала на кушетке, измученная моими мыслями, истерзанная страхом. Мне кажется, что если бы в этот момент он подошел ко мне с простыми словами сочувствия и утешения, я бы простила ему все. Но ему не было дела до меня, до моего состояния. Он действительно пришел ко мне, но знаете для чего, господин Жюв? Чтобы на коленях повторить почти слово в слово, ту же просьбу, что и Себастьян Перрон!
И Амели Дроп закончила, ломая руки:
— Негодяи! Они оба требуют у меня одну и ту же сумму, — сто тысяч франков, обещая спасти моего сына! Они действуют, как два подлых шантажиста! Иногда я думаю: уж не сговорились ли они между собой?.. Что мне делать, господин Жюв?.. Что мне делать?.. Должна ли я дать эти деньги ради спасения сына? И если да, то кому?
Жюв был потрясен. В очередной раз его логические построения полетели кувырком. Но не о них жалел комиссар полиции: ему было бесконечно жаль Амели Дроп.
— Прежде всего, мадам, — сказал он, — не надо ничего платить. Сто тысяч франков — это пустяк… Тем более, ради спасения Юбера. Но ведь шантажист этим не ограничится! Получив от вас первый взнос, он будет вымогать еще и еще…
И Жюв закончил, стараясь говорить как можно мягче:
— Вы очень несчастны, мадам… Вам приходится дорого платить за ошибку, совершенную в молодости. Сейчас вы не можете доверять ни вашему мужу, ни вашему любовнику… Но я прошу вас верить, мадам, что в моем лице вы имеете друга, на сочувствие и помощь которого вы можете рассчитывать всегда!
17. ИДЕЯ МИНИАСА
В модном ресторане «Фазан», что на бульваре Мадлен, собирался цвет элегантной публики Парижа. Здесь можно было видеть самых красивых женщин в туалетах от лучших портных и в сопровождении мужчин, каждый из которых был знаменитостью в том или ином роде; при появлении каждого раздавался почтительный шепот — это из уст в уста передавались рассказы об их похождениях.
Около половины восьмого за уединенный столик, который до этого героически защищал метрдотель во фраке, уселись два посетителя. Одному из них можно было дать лет сорок, другому — около пятидесяти. Оба были одеты во фраки, и, поскольку они явились без дам, присутствующие не обратили на них особенного внимания. Судя по всему, это соответствовало желаниям двух вновь пришедших, которые, усевшись за столик, продолжили ранее начатый разговор. Это были Поль Дроп и греческий финансист Миниас.
— Насколько я понял из ваших слов, мой дорогой Дроп, — говорил финансист, — вы готовы на все, чтобы разыскать сына вашей жены, то есть, вашего сына, поскольку с точки зрения закона он является таковым?
