Г. Китинг - Новые приключения Шерлока Холмса (антология)
Он наклонился вперед, уперев локти в колени.
— Что с ними станется? — спросил я.
— Могу лишь надеяться, что закон отнесется к ним снисходительнее меня.
— Полноте, Холмс, вы чересчур жестоки к себе. Для мисс Эбернетти все обернулось бы куда хуже, если бы вы рассказали инспектору, что она покушалась на вашу жизнь. Пистолет лишь случайно дал осечку.
— Вероятно, это старое оружие, некогда оно принадлежало ее отцу и годами валялось где-нибудь в ящике стола. У нее были все основания меня ненавидеть. Вмешавшись, я навсегда разрушил их краткую и жалкую идиллию. Но они все равно не смогли бы долго поддерживать этот обман, ведь миссис Бертрам, женщина необычайно проницательная, упорно поджидала своего часа.
— Скажите, а почему оказалась так важна петрушка в сливочном масле?
— Ах да! Вы ведь слышали, как миссис Бертрам говорила: ее мачеха неизменно ела на завтрак булочку с петрушечным маслом. Думаю, кухарка в то утро готовила обычный поднос с завтраком и, как всегда, достала масло из ящика со льдом. А в это время мисс Эбернетти вошла к матери, чтобы поухаживать за ней, и обнаружила, что ночью та умерла.
Дальше она действует быстро, Ватсон, и проявляет отменное самообладание. Слуг без особых церемоний увольняют, а затем приводится в действие план — похоронить тело под плитами погреба.
В подобном хозяйстве, Ватсон, где царит столь жесткая дисциплина, где неукоснительно следуют заведенному порядку и где само присутствие хозяйки, пусть и неспособной покинуть пределы комнаты, обладает столь непререкаемой властью, — в таком доме сливочное масло при обычном положении вещей сразу же убрали бы обратно в ящик со льдом. А то, что петрушка успела глубоко погрузиться в растаявшее масло, доказывает, что оно пролежало в тепле несколько часов и что произошли какие-то непредвиденные и необычные события.
Он извлек из кармана листок бумаги:
— Вот какой гонорар я требую от миссис Бертрам.
— Холмс!
— Она ведь сама пообещала, что выразит нам признательность, а мистер Астон Плаш добавил, что будет проявлена еще и щедрость. Я раздобыл для нее дом в модном районе и, быть может, еще и нового мужа. А вам, Ватсон, не помешает прокатиться в Баден-Баден.
— С вашей стороны это чрезмерно щедро, Холмс, — запинаясь, произнес я.
Его суровые черты осветились улыбкой.
— Вы этого заслуживаете, старина, после всего, что я вас заставил сегодня пережить. Даже такой мизантроп и нелюдим, как я, понимает ценность истинной дружбы.
Эдвард Д. Хох
Виктория, цирковая красотка
(рассказ, перевод А. Капанадзе)
После «Лежачей больной» следует короткий период, когда Холмсу поступало сравнительно мало дел, и вскоре он начал жаловаться, что «превращается в агента по розыску утерянных карандашей и наставника молодых леди из пансиона для благородных девиц»[36] — настроение, которое наложило отпечаток на его первоначальное восприятие дела, позже названного «Медные буки». Расследование увенчалось успехом, но затем на детективном фронте все вновь утихло. Вероятно, именно в тот период Холмс стал более открыто употреблять кокаин для стимулирования мозговой деятельности. Ватсон сообщает об этом в «Желтом лице»: дело происходило весной 1886 года и стало одной из немногочисленных неудач Холмса, какие удалось документально зафиксировать. Судя по всему, Холмс в то время переживал полосу хандры.
Но вскоре положение начало улучшаться. Мы видим, что с лета 1886-го новые и новые дела буквально громоздятся одно на другое, и Ватсон вновь чувствует, что ему нелегко записать их все. Эдвард Д. Хох, американский ученый и криминолог, известен своими рассказами ужасов, а время от времени пишет и кое-что о Шерлоке Холмсе. В основном эти истории — плоды его собственной фантазии, однако благодаря своему интересу к цирку он набрел на записи, впоследствии позволившие нам составить отчет о деле, которое Ватсон позже упоминает, говоря о «Виктории, Цирковой Красотке»[37].
Мой друг Шерлок Холмс, просматривая свой знаменитый архив прошлых дел, воспользовался случаем, чтобы напомнить мне, что я никогда не записывал примечательную историю о цирковой красотке Виктории. Мое упущение можно извинить лишь тем, что лето 1886 года принесло нам целую череду интересных расследований, и каким-то образом мои заметки об этом деле оказались погребены среди прочих отчетов. Кроме того, в этом деле имелась и деликатная сторона.
К началу описываемого года Виктория наверняка стала известна даже тем, кто никогда не ходил в цирк. В 1880 году в Америке появился некий Адам Форпо, соперник Барнума и братьев Ринглинг, придумавший необычную рекламу для своего представления. Форпо принадлежал к числу самых живописных персонажей циркового мира, он то и дело затевал что-нибудь новое. Вдохновившись первым американским конкурсом красоты, проходившим на пляже в штате Делавэр, он профинансировал соревнование, победительницей которого, получив при этом приз в десять тысяч долларов, должна была стать красивейшая женщина страны. Главной красавицей выбрали Луизу Монтегю, после чего Форпо мгновенно нанял ее для езды на лошади в своей цирковой процессии, объявив ее «красоткой на десять тысяч долларов».
Вскоре подобные рекламные кампании укоренились и в Англии. В 1882 году братья Ровер, воображавшие себя британскими Ринглингами, устроили собственное соревнование с целью выявить самую прелестную в стране женщину. Победительницей стала Виктория Костелло, молоденькая приказчица, тут же переименованная в «Викторию, цирковую красотку». Когда ее изображение появилось на цирковых афишах и программках, некоторые возмущались совпадением имени первейшей красавицы с именем ее величества, однако это было настоящее имя молодой женщины и ей не могли воспрепятствовать им пользоваться.
Больше мы с Холмсом ничего о ней не знали, когда однажды солнечным утром в начале августа миссис Хадсон объявила о нежданной посетительнице — молодой даме под вуалью.
— Пусть немедленно войдет! — распорядился Холмс, опуская трубку и поднимаясь, чтобы встретить гостью. — Меня всегда интригуют клиенты, которые пытаются скрыть свою личность!
Спустя несколько мгновений появилась сама дама — высокая, стройная и гибкая, в элегантной черной амазонке и шляпке с вуалью. За двойной сеткой я лишь с трудом различал ее черты.
— Спасибо, что согласились меня принять, мистер Холмс, — проговорила она. — Уверяю вас, меня привело чрезвычайно срочное дело.
