Анри Шадрилье - Тайна Медонского леса
Бог послал мне Лену, конечно, для того, чтобы облегчить мои страдания. Благодаря только этому ребенку могла я еще жить, Арман. Только благодаря Лене увидел ты опять свою мать – помни это! Но вернемся к твоему отцу.
Не знаю уже, благодаря каким стараниям или благодаря какой счастливой случайности, удалось барону достать кольцо, которое играло очень важную роль в твоем деле. Кольцу этому отец твой придавал большую цену.
В этом месте рассказа глаза внимательно слушавшего Марсьяка как-то странно блеснули.
– А это кольцо у вас? – спросил он.
– Постой, дай досказать, – строго остановила его баронесса. – Кольцо это, как говорил мне муж, может нам указать настоящего убийцу. По его мнению, ты был невинен и нес незаслуженное наказание. Кольцо это лежит в моей шкатулке. Вот ключ… Шкатулка стоит, должно быть, на маленьком бюро, в простенке, у окна… Лена всегда ставит ее там… Открой шкатулку, оно там. Ну, что же, нашел ты его, Арман?
– Ищу, ищу, матушка. До только тут какие-то бумаги…
– Да это же твои письма, оттуда…
– Но, кроме писем, тут лежат еще другие бумаги.
– А это все заметки, собранные твоим отцом по этому делу. Само же дело было у нашего адвоката, Баратена, старого друга твоего покойного отца. Этот несчастный старик найден недавно мертвым в своей квартире, на улице де ла Сурдьер.
– Ах, вот оно! – вскричал Марсьяк, открывая маленький футляр. – Какой славный изумруд и какие крупные бриллианты!
– Знакомо тебе это кольцо?
– Нет, – ответил он без запинки.
– Ты найдешь еще там маленькую заметку насчет этой вещи.
– Да… Но что же намерены вы делать с этим кольцом, как думаете повести это дело далее?
– Отцу твоему Бог не судил довести его до конца. Имя наше осталось опозоренным, обесчещенным; на тебе лежит теперь святая обязанность оправдать себя перед Богом и людьми, мой милый Арман, и ты, конечно, постараешься сделать это как можно скорее.
– Но это невозможно, матушка.
– Что ты сказал?
Что-то тоскливое, страдальческое прозвучало в этом вопросе.
Тогда Марсьяк, резко отчеканивая каждое слово, проговорил вполголоса, почти над самым ухом баронессы:
– Понимаете – отец ошибался… Он заблуждался до последней минуты… Он не мог смыть позора, он не мог восстановить честь нашего имени, потому что правосудие не ошиблось, я был виновен.
Глаза его, устремленные на баронессу, хищно ловили впечатление, произведенное таким неожиданным признанием. Он рассчитал верно: сюрприз произвел желанное действие.
Слепая баронесса разом поднялась с места, вытянувшаяся, бледная, как мраморное изваяние. Она произнесла одно, только одно слово, но и то произнесла не голосом, а едва шевелившимися, помертвелыми губами:
– Убийца!
И затем, без крика, без стона, как мертвая, упала в кресло.
Марсьяк засуетился, стал звать на помощь. Сейчас же прибежали: Елена, Сусанна и Доминик.
Баронесса д'Анжель не умерла, с ней сделался только обморок.
Благодаря стараниям домашних, старушка пришла наконец в себя, но обморок ее был очень продолжителен, и немало выстрадала в этот долгий час бедненькая Елена. Когда больная была приведена в чувство, Доминик и Елена осыпали ее расспросами, но она не ответила им ни слова.
За ужином она ни до чего не дотронулась и опять ни с кем не сказала ни слова. Когда все стали расходиться и подошли к ней прощаться, она и тут не пошевелила губами.
На следующий день повторилось то же самое.
Тяжелое впечатление производила бедная баронесса на окружающих. Слепая, безмолвная, неподвижная, как статуя, она походила на мертвеца, не принятого землею. Углубленная в свои мрачные думы, она, казалось, не существовала более для мира, да и самый мир, казалось, погиб для нее.
Горько плакала бедная Лена. Сусанна ее утешала, как умела.
– О! Мама словно умерла! – качала головой девушка. Тут только объявил Марсьяк, что не отошлет Доминика.
Ловкий негодяй имел свои расчеты: преданный слуга был теперь нужен ему самому для его еженедельной переписки с Викарио.
Первое известие, пришедшее от испанца, очень ободрило и обрадовало Марсьяка. Ему сообщали шифрованным письмом, что раненый умер, подтверждая это известие статьей того журнала, в котором сотрудничал его приятель Медерик.
– Что произошло у тебя с баронессой? – спросила его Сусанна.
– Пустяки… Сын ее, как оказывается, был сослан на каторгу. Ей хотелось, чтобы я признал его невинным и принялся бы разыскивать настоящего злодея. Слуга покорный! Стану я тратить столько времени… Да и к тому же показываться, лезть на вид не имею ни малейшего желания. Ну, я и сказал ей, что он был виноват, что он понес заслуженное наказание.
– Но ведь ты же этого не знаешь? – с укором спросила Сусанна.
– Н-нет… Но сделать иначе было невозможно. Это, конечно, было ей не совсем приятно, но… тем лучше для нас: она умрет скорее и развяжет нам руки. Мы, во всяком случае, выиграли, а не проиграли.
– Значит, ты носишь теперь имя, принадлежащее каторжнику? – с ужасом поглядела на него Сусанна.
– Эка важность! Он богат, – цинично заметил ей Марсьяк.
– А-а, – как-то неопределенно протянула его подруга жизни.
Итак, по соображениям Марсьяка, все обстояло благополучно.
Фрике не входил, конечно, в его расчеты.
XVIII
Два Армана
Однажды утром у калитки раздался громкий звонок. Доминик поспешил отворять, рассуждая про себя, кто бы это мог быть.
У садовой ограды стоял прилично одетый молодой человек. Он вежливо поклонился и спросил:
– Могу ли я видеть самого хозяина дома?
– Право, не знаю… Дома ли барин… – замялся Доминик.
– Да вон он, выглядывает из-за приподнятой шторы в крайнем окне, – указал ему неизвестный.
– И все же я не могу сказать, пожелает ли господин мой принять вас, сударь.
– О! Меня-то он, конечно, примет, – уверенно продолжал тот.
– Позвольте узнать ваше имя?
– Не к чему.
– Но как же, сударь… – затруднился старый служитель.
– Доложите просто, что я пришел из переулка Гласьер, этого будет вполне достаточно.
Встревоженный Доминик пошел доложить о странном посетителе, оставив его у садовой решетки. Марсьяк струсил и кинулся к Сусанне.
– Слышала ты? – спросил он.
– Да.
– Как же быть?
– А ты не знаешь этого человека?
– Нет. Я видел его сейчас из окна.
– Каков он из себя?
– Мальчишка лет двадцати, не больше.
– Не припомнишь ли, не видал ли ты его где?
– Кажется, нет. Совсем незнакомая физиономия. Фамилии своей не называет. Спрашивает не д'Анжеля, а «хозяина этого дома»… Черт знает что такое!
– Что он хочет видеть именно тебя, в том, конечно, нет ни малейшего сомнения, – продолжала Сусанна.
