Буало-Нарсежак - Последний трюк каскадера
Но можно сделать так, словно… Можно сыграть. Как только я подам ему сигнал, он влезет в шкуру персонажа, жизнь которого висит на волоске. Естественно, если бы Иза проявила к нему хотя бы какой-то интерес, он не стал бы подставлять себя под пулю. Был бы осторожен. О, какие волнующие мгновения его ждут! Какие разговоры с глазу на глаз! Я убежден, он помышляет о самых изысканных эмоциях, что не мешает ему соразмерять все трудности затеянного. Я знавал раньше таких трусливых хвастунов, которые без конца выдвигали возражения, прежде чем действовать. Иза! Почему бы ей не могла прийти в голову мысль привести в порядок бумаги покойного? И почему бы эта идея не пришла так поздно? Что она надеялась найти? И почему?
— Слушай, Марсель, если ты смалодушничаешь… — говорю я. Оскорбление нестерпимое.
— Помилуйте, вы ведь меня знаете. Я тоже могу нападать.
Но вы же сами научили меня предусмотрительности. Совершенно естественно, что я задаю вопросы.
— Хорошо. Вот первый ответ. Ничего удивительного, что супруга, едва оправившись от удара, пытается, хотя бы немного, узнать о прошлом усопшего. Поставь себя на ее место. Кстати, я ей подброшу эту мысль. А вот второй ответ. Траур она носит не так уж давно. Вполне нормально, что ее, любознательность пробуждается именно теперь. Третий ответ: ее все еще преследует мысль об этом самоубийстве. Может, она надеется обнаружить какое-нибудь письмо, черновик.
— А кто будет писать анонимные письма? Только не я! Мой почерк слишком легко узнать, даже если я постараюсь его изменить.
— Надо вырезать буквы из газет.
— Почему вы думаете, что Иза наткнется на них?
— Надо скомкать письма, как будто Фроман собирался их выбросить, спрятать в какой-нибудь ящик письменного стола среди ненужных вещей, и Иза обязательно откопает.
— Сколько понадобится писем?
— Два-три. Больше не нужно. Иза должна понять, что раньше были и другие.
— Что именно надо говорить?
— Какой же ты зануда, старина. Скажешь, что тебя оскорбляют по телефону.
— Как, например?
— Допустим, обзывают грязным капиталистом… Как видишь, подпустить чуть-чуть политики, и Иза может подумать, что Фроман застрелился по причинам, связанным с выборами.
— Да, но ведь я никакой не кандидат.
— Несчастный… Как же ты меня бесишь! Ты компаньон покойного, живешь в замке Ля Колиньер, землевладелец, на заводе тебе достается. Сам увидишь, как Иза побледнеет, можешь мне верить. Она скажет: «Марсель, я так ругаю себя за свой эгоизм». А ты… Он прерывает меня.
— Да, да. Что будет дальше, я сам знаю. Не беспокойтесь.
— Пропустим первый тур выборов. Мне как раз хватит времени, чтобы подготовить почву, поделиться с Изой своими сомнениями. Ведь это факт: действительно стреляли в расклейщиков афиш, действительно подожгли дежурку. Жаль, мне только сейчас пришло в голову, что Фроман мог стать жертвою тайной кампании запугивания. И Иза клюнет на эту удочку. Давай, малыш Марсель, — дело в шляпе. Только поосторожней с матерью. А перед Изой старайся выглядеть озабоченным, рассеянным, будто трудно скрыть, что у тебя серьезные неприятности.
Итак, на какое-то время я спокоен. Завтра «сестренка» вывезет меня в парк, как это она нередко делает, чтобы дать Жермену убрать и проветрить комнату. Я объясняю ей, каким образом мы сможем выжить Шамбона.
Она считает, что я здорово все придумал. Однако Шамбон будет писать, звонить, ломать комедию, изображая несчастного, чахнущего от любви, а затем вернется. Что тогда?
— Посмотрим, — говорю я. — Тогда много воды утечет. Придется поработать.
Она бросает на меня выразительный взгляд. Но я великолепно владею своим лицом. Остается только закончить разработку сценария с обнаружением писем, а также с вырезками из газет. Чепуха.
Шамбон подключается ко мне. Приносит газеты, журналы. В печати только и разговоров, что о результатах первого тура.
Левые… Правые… Баллотировка… У сторонников Фромана не слишком выгодное положение. «Плевать на это, Марсель, правда ведь?» Он поддакивает. В данный момент важно только одно: составить краткий убийственный текст.
— Что ты предлагаешь?
Шамбон трет щеки, глаза, думает. «Последнее предупреждение», — начинает он. Я шумно одобряю:
— Прекрасно. Это доказывает, что твоему дяде не давали покоя. Он улыбается и продолжает:
— Убирайся с дороги, или тобой займутся». — Сразу же поправляется: «Сволочь, убирайся с дороги… и т. д.». Со «сволочью» лучше, правда?
— Согласен. Сразу можно догадаться, что твой дядя замарал себя в каких-то темных делишках. Блестяще!
Он пыжится, кретин. Выхваляется. С каким удовольствием я расквасил бы ему морду!
— Ты подал мне идею, Марселик. Сейчас мы состряпаем второе письмо. Постой… По-моему, так: «Хватит махинаций… Убирайся, иначе…»
Он вежливо качает голов и:
— Мне нравится «махинации». Но можно было бы добавить: «Сволочь!»
— Ладно. Если ты настаиваешь. Когда я расскажу Изе об этой сцене, она умрет со смеху. А теперь — за ножницы.
Шамбон тащит два листа белой бумаги, клей и начинает раскладывать вырезанные слова, сидя на ковре, как мальчишка, сочиняющий головоломку. Затем складывает каждый лист вчетверо.
— Без конверта и без даты, — говорит он. — Но, судя по тексту, буквы старые. Можно ли нас подловить? Согласен. Опасности ни малейшей. Надо выглянуть в коридор. Мы одни. Входим в кабинет Фромана. Я хотел было смять оба письма, но, подумав, решил, что лучше сунуть их в папку, в которой собраны статьи самого Фромана.
— Вы думаете, она найдет их? — спрашивает он.
— Без сомнения.
В следующий понедельник — полнейший провал. Сторонники Фромана потерпели поражение.
— Однако его последняя статья была просто отличной, он сам читал мне черновик.
— Я не в курсе, — говорит Иза.
— Как! Разве вы не читали?
— И я не читал: Нельзя ли посмотреть? — замечаю я.
— Не знаю, куда он ее подевал, — продолжает Шамбон.
— А я знаю, — вставляет Иза. — У него ведь досье на все случаи жизни. Для счетов и накладных. По банковским делам — всего пять или шесть. Не сомневаюсь, что и по выборам тоже. Надо будет всем этим заняться, если у меня хватит мужества.
— Может, хотите, чтобы я поискал? — предлагает Шамбон.
— О, нет, вы не найдете! Лучше уж я сама. Мой бедный друг предпочел бы, конечно, меня.
Глухое рыдание. Сокрушенный взгляд Шамбона. Он встает, чтобы предложить ей руку. Мы пересекаем двор. Момент подходящий. Если этот кретин, Шамбон, подыграет нам, а Иза будет на высоте, мы освободимся от него в любом случае. Иза останавливается напротив кабинета.
— Посмотрим. Личные дела он хранил слева.
Она открывает ящик. Я подаю Шамбону знак, чтобы он приготовился. Иза достает папку, читает этикетку: «ВЫБОРЫ». Подвигает Шамбону, усаживается в кресло.
