Рекс Стаут - Её запретный рыцарь
— Мне надо от него не больше, чем вам, — ответил он на вопрос Дюмэна.
— Тогда почему тебе так хочется засадить его за решетку? — спросил Догерти.
— Да вовсе я этого не хочу! — Шерман сделал вид, что обиделся. — Я только хочу, чтобы он отсюда убрался. Просто мой способ надежный, а ваш — нет.
— Неправда, — прервал его Дрискол. — Дюмэн и я ответственны за то, что это продолжается по сей день, но ты думаешь, что все повторится снова? В любом случае какое имеет значение, чего ты хочешь? Мы будем действовать по своему усмотрению.
— Отлично, — с горечью согласился Шерман. — Я все сделал, собрал информацию, и вот что я получил. Конечно, какое имеет значение, чего я хочу?
— Что ж, тут ты прав, — согласился Догерти. — Но есть другая сторона дела — мы просто не можем поступить по-твоему. А наш способ прост как бревно.
— Сами вы бревна!
— В чем дело, ребята? — забеспокоился Догерти.
Они все начали галдеть и возмущаться, что надо сделать вестибюль «Ламартина» на веки вечные запретным для Ноултона.
Шерман, казалось, начал сдаваться.
«Осторожно, осторожно, а то у них возникнут подозрения», — говорил он сам себе.
Остальные продолжали наседать на него со всех сторон. Наконец он сказал:
— Делайте как знаете, — и пожал плечами.
Все зааплодировали.
— Об одном хочу попросить, — продолжил Шерман, — не говорите ничего Ноултону до завтра.
— Почему это? — спросил Догерти.
— Потому что я нанял одного частного детектива, чтобы он за ним следил, и мне надо его отозвать. Есть и другая причина, о которой вам незачем знать. Что вы собираетесь делать — ждать, пока он заявится сюда?
— А ты как думаешь?
— Я буду ждать его здесь до завтрашнего вечера, а потом, если он не придет, пойду к нему домой. Но помните — ни слова до завтра.
— Ладно, — согласился Догерти. — А теперь нужно решить, кто с ним поговорит.
Шерман поднялся и посмотрел на часы.
— Меня не считайте, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти. — Эта работенка для тебя, Догерти. До встречи.
Он беззаботной походкой проследовал по вестибюлю, обменялся парой фраз с Лилей и красоткой из табачного ларька и вышел на улицу.
До конца квартала он шел неторопливым шагом, поглядывая на витрины магазинов и то и дело оборачиваясь. Но когда завернул за угол, так что его не было видно от отеля, прибавил ходу.
«Одну ошибку ты уже сделал, — говорил себе Шерман, — надо не допустить другой».
После визита частного детектива накануне вечером его первой мыслью было сдать Ноултона полиции. Но, конечно, того, кто это сделает, наверняка начнет люто ненавидеть Лиля Уильямс, и Шерман решил переложить ответственность за это на кого-нибудь из Странных Рыцарей.
Но они, дубины, говорил себе Шерман, решили вместо этого сами с ним поговорить.
Но у него еще оставался шанс. Ему удалось убедить Догерти подождать до следующего дня, и он надеялся до этого времени сыграть свою игру, если только Догерти сдержит обещание, а предполагать обратное не было никаких причин.
Он ускорил шаг и на Двадцать третьей улице сел в вагон надземки.
Через пятнадцать минут он опустился на стул в приемной одной организации. Окна помещения выходили на лабиринт улиц у Бруклинского моста и Ист-Ривер.
Вошел один из сотрудников:
— Он готов вас принять немедленно, сэр.
Шерман поднялся и прошел за пригласившим его служащим в кабинет. В нем не было ковра, и всю обстановку составляли два деревянных стула, массивный стальной сейф и шведское бюро с выдвижной крышкой. На одном из стульев, перед бюро, сидел массивный краснолицый человек с морковного цвета волосами. Перед тем как начать разговор с Шерманом, он коротким кивком отпустил своего подчиненного.
— Ну, что у тебя на этот раз, Билли?
Шерман, понимавший, что имеет дело с очень занятым человеком, как мог кратко рассказал ему то, что уже знает читатель о Джоне Ноултоне. Хозяин кабинета с бесстрастным выражением лица дослушал до конца.
— Ты говоришь, что вчера вечером видел его с Рыжим Тимом? — спросил он, когда Шерман закончил.
— Да. В кафе Маркса на углу Двадцать восьмой улицы и Бродвея.
— И у Рыжего Тима была пачка купюр! Какой идиот за ним наблюдал? Почему не арестовал?
— Частный детектив. Он работает на меня. Он боялся спугнуть Ноултона.
— О! Ты его держишь на прицеле?
— Ну и что, если так? Есть разница?
— Е-есть, — протянул хозяин кабинета.. — Но я не вижу, как мы можем его зацепить. Какие у нас доказательства? Рыжего Тима не найти. Ты говоришь, Ноултон вчера вечером отказался взять пакет. Конечно, если бы он его взял и носил бы теперь с собой…
— В этом нет необходимости, — прервал его Шерман. — Почему бы не арестовать его сегодня вечером?
Ведь он уже наделал дел. Запачкался по самую макушку.
Взгляни-ка сюда. — Он вытащил бумажник и достал из него пачку купюр. — Это его. Я забрал — не важно как.
— Все десятки, да? — пробормотал его собеседник, забирая купюры. — И новенькие. — Он внимательно их осмотрел. — Но как мы докажем, что они принадлежат ему?
— Я могу поклясться, — сказал Шерман. — Но это еще не все. Конечно, они у него есть и сейчас. У него дома наверняка полно фальшивых денег. Если вы его застанете врасплох, то доказательств найдется больше чем достаточно.
Человек за столом, судя по всему, никак не мог выйти из состояния задумчивости.
— Какой у него адрес? — спросил он наконец.
Шерман дал ему номер дома на Западной Тридцатой улице.
— Какой этаж?
— Второй.
— Ты знаешь что-нибудь о его привычках? Когда он возвращается?
— Обычно между семью и семью пятнадцатью по вечерам.
— Кто-нибудь с ним живет?
— Нет.
— Квартира записана на его имя?
— Да. Джон Ноултон.
Человек за столом достал из кармана автоматическую ручку и сделал запись в блокноте. Потом оторвал листок, положил его в ящик стола, сунул ручку обратно в карман и некоторое время задумчиво смотрел в окно.
Потом он повернулся к Шерману со словами:
— Мы арестуем мистера Ноултона сегодня вечером.
Глава 10
Сколько веревочке ни виться…
Шерман вышел из бильярдной «Ламартина», где собрались Странные Рыцари, испытывая некоторое удовольствие.
Наконец победа над Ноултоном близка. И это будет, как сказал Дженнингс, бескровная и заслуженная победа. Только Догерти был настроен по-прежнему скептически, и его приходилось убеждать.
— Мне это не нравится, — говорил бывший боксер. — Так мужчина с мужчиной не борется. Я человек прямой и лучше бы сказал ему все в лицо. А это мне не нравится.
— Никто и не собирается тебе угождать, — заметил Бут.
