Герд Нюквист - Травой ничто не скрыто...
— Охранять… охранять меня! Я не нуждаюсь ни в какой охране. И своих близких я буду охранять сам!
— Вы этого не сумели, полковник Лунде. И знаете сами…
Его плечи поникли.
— …знаете сами, что произошло. Теперь опасность увеличилась во много раз. Скажите, полковник, какое оружие, кроме револьвера, отобранного инспектором Халлом, вы храните дома?
— Мое ружье, само собой. Странно, что этот робот не спросил о нем.
— Халл вовсе не робот. Просто он исполняет свой долг.
— Свой долг? Вот как. Он исполняет свой долг. Превосходно. Исполняет свой долг. Если бы каждый исполнял свой долг…
— Вам, пожалуй, лучше пойти и лечь, полковник Лунде. Только сначала скажите, где ваше ружье.
Он выглядел усталым и постаревшим.
— Оно стоит возле моего письменного стола, в углу У окна.
Я принес ружье.
— Его вы тоже прочищаете, полковник?
На этот раз, впервые за все время, он улыбнулся от чистого сердца. Простой человеческой улыбкой.
— Скажите, доцент Бакке, вы что, совсем не служили в армии?
— Я? Как же. В инженерных войсках. На Валсмуене. Ох и драили же мы наши ружья! Однажды меня лишили увольнительной за то, что я забыл вычистить затвор…
Я стоял с ружьем в руках. Потом вскинул его на плечо. Это был маузер с оптическим прицелом.
— Громоздкая штука, — сказал полковник Лунде. — Ее не станешь таскать из комнаты в комнату, чтобы кого-то пристрелить. Слишком она большая и тяжелая. Но с двухсот метров я попадаю в середину червонного туза… могу показать…
Он потянулся к бутылке. Опередив его, я убрал ее.
— В другой раз, полковник Лунде. Пожалуй, нам обоим пора спать. Я погашу свет. Спокойной ночи, полковник.
Он встал. Как всегда, он автоматически повиновался приказу. Даже если этот приказ исходил от меня.
— Спокойной ночи.
В холле сидел сержант Эвьен.
— Полковник Лунде сделал вид, будто меня не заметил, — сказал он.
— Полковник не в своей тарелке, — объяснил я. — Он только что узнал, что в доме будет круглосуточная охрана. И недоволен этим. Ему кажется, будто его взяли под опеку. Да и кто на его месте обрадовался бы…
— Конечно, — согласился сержант Эвьен. — Нас не очень-то любят…
— Когда вас сменят?
— Завтра в восемь утра.
В доме все стихло.
Я разделся и принял ледяной душ. Он показался мне еще холоднее, чем обычно. Потом я пошел к себе.
Я осмотрел маузер полковника Лунде и удостоверился, что он не заряжен. Тогда я спрятал его в платяной шкаф, запер дверцу, а ключ положил в ящик ночного столика.
Потом лег и стал смотреть на синюю спортивную куртку с эмблемой Общества лыжников, висевшую на спинке венского стула у моей кровати.
Воскресный праздник на стадионе Холменколлен. Казалось, это было сто лет назад.
Я заснул как убитый.
Когда я наутро спустился вниз, сержанта Эвьена уже сменили.
Я не сразу заметил сменщика. Лучшей внешности для агента сыскной полиции нельзя было и пожелать. Запомнить его не мог бы никто.
— Сержант Вик, — вскочив, отрекомендовался он. Потом снова сел.
Я и сейчас ни за что не узнал бы сержанта полиции Вика. Он мог бы незаметно затесаться в какую угодно среду. Но пока что ему предстояло затесаться в круг семейства Лунде.
В управлении полиции я прошел прямо к Карлу-Юргену.
— Сержант Вик уже приступил к исполнению обязанностей, — объявил я. — А я по твоему совету еду к матери, чтобы немного развеяться.
Я чувствовал себя этаким бойскаутом, который свалился в водопад, едва не утонул, и теперь его посылают очухаться под материнское крылышко. И совершенно как мальчишка я радовался тому, что скоро окажусь дома у мамы.
— Я пробуду у нее самое большее дня два, — сказал я. — Как ты думаешь, ничего не случится за эти дни?
Он поднял на меня светлые глаза.
— Теперь я ни в чем не уверен, Мартин. Я не знаю, что и думать. Правда, Кристиан в безопасности, но я приказал ему исчезнуть с горизонта по меньшей мере на месяц. Работать ему не позволят. Когда же его выпишут из больницы, он отправится прямехонько к себе домой и будет вести себя тише воды, ниже травы — как в подполье.
— Этак он совсем покроется плесенью.
— Возможно. Но лучше ему покрыться плесенью на две недели, чем порасти травой на веки вечные.
«Порасти травой на веки вечные».
— Ты прав, — сказал я.
— Еще вопросы есть? — осведомился Карл-Юрген.
— У меня? Конечно, есть. Как всегда. Но, собственно, о чем бы я мог спросить у тебя сегодня?
— О револьвере, — сказал Карл-Юрген. — О пуле. И об отпечатках пальцев.
Я опять потянулся за сигаретой.
— Удалось что-нибудь выяснить?
— Конечно. В нашей полицейской работе эта часть самая легкая.
Он порылся в стопке бумаги на письменном столе.
— Лаборатория произвела баллистическое исследование револьвера и пули. Стреляли из револьвера полковника Лунде. Отпечатки пальцев также было нетрудно определить.
Я затаил дыхание.
— Они принадлежат фру Люси Лунде, — сказал Карл-Юрген.
Голубоглазая Люси. Люси, которую всегда манило все блестящее, Люси с ее просчетами и разочарованиями. Я не мог в это поверить.
— Не могу в это поверить, — сказал я. — Люси… Она… Она не способна на это…
— На что?
— Выстрелить кому-то в спину.
— А ты считаешь, что фрёкен Лунде, полковник Лунде или Виктория на это способны?
На мгновение все поплыло у меня перед глазами.
— Я рад, что еду к матери, — сказал я. — То есть… понимаешь, нервы у меня что-то сдают. Я знаю всю семью — по сути дела, знаю их всех как свои пять пальцев, и, на мой взгляд, ни один из них, ни один не способен выстрелить человеку в спину.
— А стало быть, мы с равными основаниями можем подозревать каждого.
— Понимаю. Так что же, ты… ты ее арестуешь?
— Нет. Подожду денек-другой. Если мы ее арестуем сейчас, я думаю, мы толку не добьемся.
— Что ты имеешь в виду?
— Арестовать ее легко. Нет ничего проще, чем арестовать человека, который оставил отпечатки пальцев на револьвере. Важнее узнать, зачем она брала револьвер. Ради чего она стреляла? Я твердо уверен, что она ничего не предпримет, если узнает, что Кристиан на целый месяц выбыл из строя. И еще одно я хотел бы узнать — что спрятано на чердаке.
— И ты думаешь, Люси найдет спрятанное?
— Не знаю. Но я хочу предоставить ей эту возможность.
— Ты хочешь предоставить ей возможность найти то, что все ищут и не могут найти, а потом ты ее арестуешь за покушение на Кристиана?
— Да.
Я молча смотрел на Карла-Юргена. На моего старого друга.
