Элизабет Джордж - Школа ужасов
На столе возле чайника с кофе остался недоеденный учителями завтрак. Остывшие тосты брошены посреди серебряного блюда со студенистыми яйцами и пятью поблескивающими жиром полосками бекона. Рядом– упаковки корнфлекса, поднос с разобранными на дольки грейпфрутами и тарелка с бананами. Корнтел почувствовал, как из желудка к горлу поднимается горечь. Закрыв глаза, он постарался отрешиться от зрелища неаппетитных объедков и подчинить себе свое тело. Когда он в последний раз ел твердую пищу? Чуть ли не в пятницу вечером. Да, он смутно припоминал ужин в пятницу, но с тех пор не мог заставить себя проглотить ни крошки.
Приподняв голову, Джон уставился в окно. На той стороне лужайки сквозь окна мастерской можно было разглядеть ребят, усердно пилящих, сверлящих, работающих напильником в соответствии с кредо Бредгар Чэмберс о необходимости поощрять творческие устремления каждого ученика, направляя их в подобающее русло. Техническому центру не сравнялось еще и десяти лет, и в свое время этот замысел вызвал ожесточенную дискуссию среди учителей – далеко не все признавали уместность подобного нововведения. Некоторые преподаватели полагали, что мастерская предоставит ученикам возможность отвлечься, отдохнуть от сугубо интеллектуального труда, но другие утверждали, что избыток юношеской энергии вполне могут поглотить спортивные игры и клубы, а технический центр лишь поспособствует появлению в стенах Бредгар Чэмберс «нежелательных элементов». Корнтел сардонически усмехнулся. Вряд ли мастерская, где студенты развлекались, комбинируя дерево, пластмассу, металлические детали или микрочипы, могла существенно повлиять на политику школы, никогда не формулируемую открыто, но сознательно проводимую каждым директором: пусть в школьном проспекте утверждается всеобщий и равный доступ к образованию, реальность остается иной. Во всяком случае, так оно было до появления Мэттью Уотли.
Нет, он не станет снова думать о мальчике! Корнтел встряхнул головой, отгоняя настойчивое воспоминание. Но тогда место Мэттью в его голове занял Патрик Корнтел, его собственный отец, явившийся, как всегда, затем, чтобы указующим перстом ткнуть в промахи и огрехи сына. Директор одной из наиболее престижных закрытых школ страны, человек, всецело приверженный традиции, посвятивший свою жизнь укреплению складывавшихся веками сословных границ. Уж он-то не допустит никаких мастерских в своих владениях! Джон вспомнил их недавний разговор.
– Заведующий пансионом! – одобрительно проревел Патрик в телефонную трубку, словно он говорил с Джоном из-за океана, а не находился на расстоянии в сто миль. – Отлично, Джонни. Теперь ты – заведующий пансионом и старший преподаватель английского языка. Клянусь Богом! Следующая ступенька– заместитель директора, ясно, Джонни? Даю тебе два года. Не засиживайся на одном месте.
«Не засиживайся на одном месте» – этим лозунгом определялась карьера отца. Двадцать лет в погоне за карьерой он неустанно переходил из одной школы в другую, пока не получил то, чего желал, – должность директора. Теперь он ждал того же от сына.
– Подымайся по ступенькам, парень! Когда мне придет пора уходить в отставку, ты должен занять мое место в Саммерстоне. Ты должен быть готов к этому, дружок. Нужен послужной список. Начинай озираться по сторонам. Разнюхивай, где что. Ты должен стать заместителем директора. Слышишь? Заместителем директора. Я тоже буду держать ухо востро, извещу тебя, если появится вакансия.
Корнтел почтительно отвечал– да, папа, да, заместитель директора, да, все как скажешь. Это было куда проще, чем спорить, и гораздо безопаснее, чем открыть отцу истину. Он-то знал, что никогда не продвинется дальше должности заведующего «Эреба» и старшего преподавателя английского языка. Он не испытывал потребности что-то доказывать самому себе или другим. Его терзали другие потребности, совсем другие.
– Пустил в ход старые связи, а, Джон?
Корнтел вздрогнул, когда чужой голос прозвучал у самого его уха. Коуфри Питт, учитель немецкого, старший преподаватель по иностранным языкам, тоже явился выпить кофе. Нынче утром Питт выглядел особенно неухоженным. Редкие пряди волос густо усеяла перхоть, шишковатая физиономия плохо выбрита, из правой ноздри торчит, точно морская водоросль, пук волос. Правый рукав мантии протерся вдоль шва, он так и не удосужился отряхнуть мел с выглядывающих из-под мантии серых брюк.
– Прошу прощения? – переспросил Корнтел, наконец-то добавив молока и сахара в свой остывший кофе.
Питт наклонился ближе к нему, заговорил негромко, заговорщически, точно об общей тайне:
– Я сказал– ты пустил в ход старые связи. Этот парень из Скотленд-Ярда твой давний школьный приятель, верно?
Корнтел отступил в сторону, уставился на поднос с яйцами, будто пытаясь выбрать то, что поаппетитнее.
– Быстро у нас распространяются слухи, – заметил он.
– Вчера ты умчался в Лондон. Я подумал – зачем бы это. Не беспокойся, я сохраню твой секрет. – Питт ухватил тост и принялся его жевать, наклонившись над столом и не переставая ухмыляться.
– Мой секрет? – повторил Корнтел. – Я что-то не очень понимаю.
– Полно, Джон. Мог бы не разыгрывать невинность передо мной. Парень ведь был на твоем попечении, верно?
– А девочки в «Галатее» – на твоем, – отпарировал Корнтел. – Но ты что-то не слишком винил себя, когда одна из них попала в беду.
Питт улыбнулся.
– Я смотрю, наша киска научилась царапаться. – Он вытер пальцы о мантию и нацелился на второй кусок поджаренного хлеба и бекон. При этом он жадно косился на яйца. Корнтел перехватил его взгляд и, несмотря на отталкивающие манеры преподавателя немецкого, почувствовал, как в сердце закрадывается невольная, непрошеная жалость. Он знал, что Питт ни за что не придет в учительскую вовремя, когда завтрак подают на стол, когда он мог бы съесть его горячим, – не приходит из гордости, ведь, торопясь к горячему завтраку в учительской, он бы выдал, насколько неустроен его домашний быт, обнаружил бы, что у себя в «Галатее» он и завтрака не получит. Питт не мог признаться в этом, как не признал бы он и тот факт, что его жена все еще валяется в постели – ей, как всегда, потребуется немало времени, чтобы очухаться после воскресной попойки.
Но жалость к Питту растаяла, как только тот добавил:
– Полагаю, тебе несладко придется, Джонни. Разумеется, я тебе очень сочувствую, но с какой стати ты не позаботился даже позвонить Морантам и убедиться, что все шесть мальчиков проводят уик-энд у них? Это как-никак стандартная процедура. Я никогда не забываю об этом.
– Я не подумал…
