Дик Френсис - Фаворит
– Фу! Ну и денек сегодня! – сказал Пит, вытирая лоб платком и выплевывая окурок сигары.
– День чудесный, – согласился я, внимательно глядя ему в лицо.
– Можешь убрать со своей физиономии это осуждение! Аллан, мой мальчик! Я трезв, как судья, и сам поведу свою машину домой.
– Отлично. Тогда тебе нетрудно будет ответить и на один маленький, вопрос.
– Давай!
– В каком фургоне привезли Палиндрома в Челтенхэм?
– А? Я нанял, а что? У меня было сегодня пять скаковых лошадей. Трех я привез в своем фургоне, а для Палиндрома и для той трехлетки, на которой скакал в первой скачке Дэн, пришлось нанимать со стороны.
– Где ты его нанял?
– А в чем дело? Я знаю, фургон старенький и в пути был прокол, но лошади это не повредило, иначе Палиндром не выиграл бы скачку.
– Да нет, не в этом дело. Я просто хотел узнать, откуда он взялся, этот фургон?
– Если ты хочешь его купить, не стоит. Развалина.
– Пит, я не собираюсь его покупать. Скажи мне только, где ты его нанял?
– Где всегда. Фирма Литтлпетс в Стейнинге. – Он нахмурился. – Погоди-ка. Сначала они сказали, что все фургоны заказаны, но потом вдруг согласились, обещали достать, если мне все равной какой.
– Кто его вел сюда? – спросил я.
– О, обычный шофер. Он ворчал, что приходится трястись в таком старом курятнике. Он говорил, что у фирмы выбыли из строя два хороших фургона как раз на Челтенхэмской неделе, и ругал по этому поводу администрацию.
– Ты хорошо его знаешь?
– Не то чтобы очень хорошо. Знаю только, что он часто водит наемные фургоны. И вечно ворчит по какому-нибудь поводу. Но скажи наконец, почему все это важно?
– Возможно, это имеет отношение к смерти Билла Дэвидсона, – сказал я, – но пока это только догадки. Можешь ты узнать, откуда точно пригнали этот фургон? Спроси фирму, которая его нанимала. И пожалуйста, не упоминай моего имени.
– Это так важно? – спросил Пит.
– Да. Важно.
– Тогда я позвоню им завтра утром, – сказал он..
На следующий день Пит, как только увидел меня, сказал:
– Я спрашивал об этом фургоне. Он принадлежит одному фермеру около Стейнинга. Вот здесь у меня его фамилия и адрес. – Он засунул два пальца в нагрудный карман, достал клочок бумаги и дал его мне.
– Фермер возит в этом фургоне своих скаковых лошадей, а его ребята летом скачут на них. А когда фургон ему не нужен, он сдает его внаем этой фирме. Ты это хотел знать?
– Да, большое тебе спасибо, – сказал я и положил записку в бумажник.
К концу скачек я рассказал историю о проволоке по меньшей мере десяти людям в надежде, что, быть может, хоть кто-нибудь знает, зачем ее там натянули. Теперь об этом знал весь ипподром.
Я рассказал толстому Луи Панэйку, франтоватому букмекеру, который принимал иногда мои ставки. Он обещал «выкачать из ребят» все и сообщить мне.
Я рассказал Кальвину Боуну, профессиональному игроку на тотализаторе, у которого нюх на всякие темные дела был не хуже, чем у ищейки.
Я рассказал маленькому, тощему «жучку» – специалисту по выискиванию хороших лошадей, который жил тем, что собирал, крупицы разной случайной информации для любого, кто ему за это платил.
Я рассказал продавцу газет, который при этом потянул себя за ус и пропустил покупателя. Я рассказал ипподромному журналисту, который за милю чуял запах сенсации.
Я рассказал целой армии друзей Билла; я рассказал Клему из весовой; я рассказал старшему конюху Пита. Из всего этого старательного посева ветра я не собрал ничего, абсолютно ничего. И я должен был, очевидно, пожать бурю.
В субботу утром, когда я сидел вместе со Сциллой, детьми и Джоан за обильным домашним завтраком вокруг кухонного стола, зазвонил телефон.
Сцилла подошла к телефону, а затем вернулась, сказав:
– Это тебя, Аллан. Не пожелали назваться. Я вошел в гостиную и взял трубку. Мартовское солнце проливало сквозь окно поток лучей на большую вазу с красными и желтыми крокусами, стоявшую на телефонном столике.
– Аллан Йорк у телефона.
– Мистер Йорк, я передал вам предупреждение неделю назад. Вы предпочли его игнорировать.
Я почувствовал, как у меня на затылке зашевелились волосы и зачесалась кожа на голове. Это был мягкий, глухой, слегка хрипловатый голос, не грозный и яростный, а, скорее, голос приятного собеседника.
Я ничего не ответил. Голос сказал:
– Мистер Йорк, вы меня слышите?
– Да.
– Мистер Йорк, я против жестокости. Я в самом деле не люблю ее и всеми силами стараюсь избежать жестокости, мистер Йорк. Но иногда мне ее навязывают, иногда это становится единственным способом достигнуть результатов. Вы меня понимаете, мистер Йорк?
– Да, – сказал я.
– Если б я любил насилие, я бы послал вам на прошлой неделе гораздо более резкое предупреждение. И я даю вам еще один шанс, чтобы показать, как мне не хочется причинять вам зло. Занимайтесь своими делами и перестаньте задавать глупые вопросы. Вот и все. Просто перестаньте расспрашивать, и с вами ничего не случится. – Наступила пауза, затем голос продолжал, и в нем впервые появился оттенок угрозы:
– Конечно, если я увижу, что насилие абсолютно необходимо, я найму кого-нибудь, чтобы применить его. Я надеюсь, вы меня понимаете, мистер Йорк?
– Да, – сказал я опять. Я подумал, о Сынке, о его скверной улыбке и о его ноже.
– Хорошо, тогда это все. Я рассчитываю, что вы будете благоразумны. До свидания, мистер Йорк. – Раздался щелчок, это он положил трубку.
Я тут же вызвал телефонистку и спросил, может ли она сказать, откуда мне сейчас звонили.
– Подождите минутку, пожалуйста, – сказала она. У нее были явно увеличены аденоиды. – Соединяли через Лондон, но дальше я проследить не смогла. Очень сожалею.
– Ну ничего. Большое спасибо.
– Не стоит, право, – сказали аденоиды. Я положил трубку и вернулся к столу.
– Кто это? – спросил Генри, густо намазывая варенье на гренок.
– Один человек по поводу собаки, – сказал я.
– Иными словами, – сказала Полли, – не задавайте ненужных вопросов и не будете получать дурацких ответов.
Генри скорчил ей гримасу и глубоко вонзил зубы в гренок. Варенье потекло на подбородок, и он слизнул его.
– Генри всегда нужно знать, кто звонит, – сказал Уильям.
– Вот так, дорогой, – сказала Сцилла, стирая яичный желток с его фуфайки. – Надо есть над тарелкой, Уильям. – Она поцеловала его в белокурую макушку. Я передал Джоан мою чашку, прося еще кофе. Генри сказал:
– Аллан, ты возьмешь нас выпить чаю в Чептенхэме? И нам дадут там эти липкие кремовые штуки, как в прошлый раз, и мороженое с содовой водой, и кедровые орешки на обратный путь?
