Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта
— Вы хотите сказать, что происходит что-то вроде мировой войны? — Седрик Лейзенби был потрясен.
Тихий человек с восточным лицом, до сих пор молча сидевший в дальнем конце стола, поднял голову и, улыбнувшись, произнес:
— Именно в это приходится поверить. Наши наблюдения говорят о том, что…
Лейзенби перебил его:
— Хватит наблюдений! ООН придется самой взяться за оружие и положить конец этой смуте.
Ничуть не изменясь в лице, азиат ответил:
— Это противоречит нашим принципам.
Полковник Манроу повысил голос и продолжил свой доклад:
— Во всех странах идут бои. Юго-Восточная Азия давно требует независимости, есть четыре-пять различных очагов напряженности в Южной Америке, на Кубе, в Перу, Гватемале и так далее. Что касается Соединенных Штатов, вы знаете, что Вашингтон практически сожгли, запад захвачен вооруженными частями «Молодежной власти», Чикаго находится на военном положении. Вы слышали про Сэма Кортмана? Его вчера застрелили на ступенях американского посольства.
— Он должен был сейчас присутствовать здесь, — сказал Лейзенби. — Он собирался проинформировать нас по поводу нынешней ситуации.
— Не думаю, что это помогло бы нам, — заявил полковник Манроу. — Славный парень, но какой-то вялый.
— Но кто же стоит за всем этим? — Лейзенби раздраженно повысил голос. — Конечно, это могут быть и русские… — Судя по тону, каким это было сказано, он все еще не оставил мысли о поездке в Москву.
Полковник Манроу покачал головой:
— Сомневаюсь.
— Может быть, личное выступление… — сказал Лейзенби, и в его глазах мелькнула надежда. — Совершенно новая сфера влияния. А может, это китайцы?..
— И не китайцы, — отрезал полковник Манроу. — Но вот зато в Германии, как вам известно, существует мощное неофашистское движение.
— Не думаете ли вы на самом деле, что немцы могли бы…
— Я не говорю, что за всем этим стоят непременно они, но если вас интересует, могли бы или нет, то я отвечаю: да. Я думаю, что это запросто могут быть именно немцы. Понимаете, они ведь это уже проходили: тщательная подготовка, выверенные планы, все готовы и ждут лишь приказа о наступлении. Планируют они замечательно, да и с кадрами работают превосходно. По правде говоря, я ими просто восхищаюсь.
— Но Германия казалась такой мирной и цивилизованной страной…
— Да, конечно, до определенного момента. И потом, известно ли вам, что Южная Америка кишит молодыми немецкими неофашистами? У них там крупная федерация молодежи, они называют себя суперарийцами или чем-то в этом роде. У них все те же старые штуки — свастики, фашистские салюты — и какой-то лидер: то ли Юный Вотан[8], то ли Юный Зигфрид, в общем, полно всяческой арийской чепухи.
В дверь постучали, вошел секретарь:
— Пришел профессор Экштейн, сэр.
— Я думаю, пусть войдет, — сказал Седрик Лейзенби. — В конце концов, если уж кто и может рассказать нам о новейшем вооружении, так это он. А вдруг у нас припрятано что-то такое, что может быстро положить конец всей этой ерунде!
Будучи профессиональным миротворцем на международном уровне, мистер Лейзенби отличался также неизлечимым оптимизмом, который, однако, редко подтверждался результатами.
Нам бы пригодилось хорошее секретное оружие, — с надеждой произнес маршал военно-воздушных сил.
Профессор Экштейн, по мнению многих — виднейший ученый Британии, с первого взгляда казался крайне незначительной персоной. Маленького роста, со старомодными бачками и астматическим кашлем, он всей своей манерой поведения словно бы просил прощения за то, что существует. Он издавал всяческие звуки типа «ах», «хр-рпф», «мр-рх», сморкался, кашлял и застенчиво пожимал руки присутствующим, которым его представляли. Многих здесь он уже знал и приветствовал их нервными кивками. Сев на стул, который ему указали, он обвел кабинет рассеянным взглядом, поднес руку ко рту и принялся грызть ногти.
— Здесь присутствуют главы всех министерств, — произнес сэр Джордж Пэкхем. — Нам очень хочется услышать ваше мнение о том, что можно предпринять.
— О, — сказал профессор Экштейн, — предпринять?
— Да-да, предпринять…
Все молчали.
— Мир катится в бездну анархии, — сказал сэр Джордж Пэкхем.
— Похоже на то, правда? По крайней мере, судя по газетам. Не то чтобы я им верю: право, чего только не придумают эти журналисты! Никакой достоверности в заявлениях.
— Насколько я понимаю, профессор, вы недавно сделали какие-то очень важные открытия, — ободряюще произнес Седрик Лейзенби.
— А, ну да, сделали. Да, сделали, — немного оживился профессор Экштейн. — Изобрели жуткое химическое оружие на случай, если оно когда-нибудь понадобится.
А еще, знаете ли, бактериологическое, биологическое оружие, смертельный газ, который подводится к обычным газовым горелкам, вещества для заражения воздуха и водных источников. Да, при желании, я полагаю, мы могли бы дня за три уничтожить половину населения Англии. — Он потер руки. — Так вы этого хотите?
— Что вы, ни в коем случае. Боже мой, конечно нет! — Мистер Лейзенби был в ужасе.
— Да, вот именно. Вопрос не в том, что у нас не хватает смертоносного оружия, наоборот, у нас его слишком много. Трудность будет как раз в том, чтобы не погубить поголовно все население страны. Понимаете? В том числе и верхушку общества. Например, нас. — Он хрипло захихикал.
— Но мы хотим вовсе не этого, — настаивал мистер Лейзенби.
— Вопрос не в том, чего вы хотите, а в том, что у нас имеется. А то, что у нас имеется, — убийственно, смертоносно. Если вы хотите стереть с лица земли всех, кому еще не исполнилось тридцати, что ж, я думаю, это можно было бы устроить. Но должен предупредить: многие из тех, кто постарше, тоже погибнут. Трудно, знаете ли, отделить одних от других. Лично я был бы против. У нас есть несколько очень хороших молодых ученых. Жестокие ребята, но способные.
— Что же случилось с миром? — внезапно спросил Кенвуд.
— В том-то все и дело, — ответил профессор Экштейн. — Мы не знаем. Нам это неизвестно, несмотря на все наши знания о том и о сем. Мы теперь знаем немного больше о Луне, мы много знаем о биологии, мы научились пересаживать сердце и печень, скоро, видимо, дойдет дело и до пересадки мозга, хоть и не знаю, что из этого получится. Однако мы не знаем, кто занимается тем, что сейчас происходит. Но кто-то ведь занимается! Идет какая-то очень сильная закулисная возня. О да, это проявляется по-разному: криминальные группировки, банды наркодельцов и тому подобные, которыми из-за кулис руководят несколько светлых, проницательных умов. Это уже бывало то в одной стране, то в другой, иногда в масштабах всей Европы, но сейчас смута уже распространилась и на другое полушарие и, наверное, доберется до самого Полярного круга, прежде чем мы с этим справимся. — Похоже, ему самому понравился поставленный им диагноз.
— Люди злой воли…
Выждав минуту-другую, профессор Экштейн продолжал:
— Да, можно сказать и так. Зло в противовес злу; зло, творимое во имя обогащения или власти. Знаете ли, трудно добраться до сути. Даже сами эти бедные юнцы не знают, в чем дело. Они жаждут насилия и упиваются им. Им не нравится наш мир, им надоел наш материалистический подход ко всему. Они презирают многие наши скверные способы делать деньги, наши надувательства, они не желают видеть вокруг нищету. Они хотят, чтобы мир стал лучше. Что ж, наверное, его и можно было бы сделать лучше, если хорошенько над этим поразмыслить. Но вся беда в том, что если вам хочется непременно что-то убрать, то вы должны что-то предложить взамен. Как говорится, природа не терпит пустоты. Черт побери, это ведь сродни пересадке сердца: удаляя сердце, необходимо заменить его другим, здоровым, причем вы должны иметь его под рукой и только тогда лишать пациента старого.
Между прочим, я думаю, что таких вещей лучше вообще не делать, но меня все равно никто не станет слушать. Впрочем, это не моя область.
— Газ? — предложил тему полковник Манроу.
Профессор Экштейн просиял:
— О, у нас полно всяких газов. Имейте в виду, некоторые из них довольно безобидны: мягкие, так сказать, средства устрашения. Но есть и другие! — Он сиял, как самодовольный торговец скобяными изделиями.
— Ядерное оружие? — предположил мистер Лейзенби.
— Не шутите с этим! Вы ведь не хотите заразить радиацией всю Англию или даже весь континент?
— Выходит, помочь вы нам не можете, — решил полковник Манроу.
— Нет, пока положение дел не будет известно подробнее, — ответил профессор Экштейн. — Я сожалею.
Но я хочу, чтобы вы поняли: большинство из того, над чем мы теперь работаем, опасно. — Он сделал ударение на последнем слове. — В самом деле опасно. — Он с беспокойством взирал на присутствующих, подобно взрослому человеку, с опаской поглядывающему на ребятишек, играющих со спичками.
