Стейн Ривертон - Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать
21
Встреча
Катрина сама открыла ему, но очень осторожно, словно боялась воров. Она тут же загородила собой дверной проем, решительно отказываясь впустить его внутрь. Глаза ее сверкали. Именно эти южные, темные, сверкающие глаза обеспечили Катрине множество поклонников, даже когда первая молодость была уже позади. Время безжалостно обошлось с Катриной. Но, тем не менее, ее расположения искали еще многие и она сумела завоевать известное положение. Катрина ловко воспользовалась тем обстоятельством, что Копенгаген стремился остаться городом удовольствий, хотя на них и были наложены известные ограничения. Она занимала большую квартиру, главное очарование которой состояло в том, что дневной свет сюда не допускался. Дом Катрины был не только местом свиданий, но и местом убежища. Жизнь здесь была отмечена некоторой богемностью, однако не выходила за рамки дозволенного и не была вульгарной. Катрина не переносила своего прозвища, она любила называть свою квартиру салоном, но при старых друзьях опасалась произносить эти смелые слова. У нее бывали и копенгагенцы и иностранцы. Здесь назначались встречи. Салон Катрины был признан даже в дипломатических кругах, ибо напоминал иностранцам о подобных салонах у них дома. В нем под покровом таинственности велась деятельность разного рода — умная хозяйка прекрасно понимала привлекательность всего таинственного. Если шепотом говорили о каком-нибудь необычном событии в «Гаване», что случалось крайне редко, это означало лишь то, что «Гавана» несколько суток была закрыта, так как общество игроков, состоявшее из уважаемых и известных дельцов, в это время в безумном азарте сорило там золотом. Угощение Картины всегда славилось своей изысканностью.
— Ко мне нельзя, — сказала она Ристу, успевшему сунуть свою трость в щель двери.
— Это мы еще посмотрим, — возразил Рист. — Дай мне виски, Катрина, в городе подают только помои.
— Здесь сейчас проходит важная встреча.
— Ну и прекрасно. Она меня не интересует, мне нужно только виски. Твои дипломатические тайны меня не касаются.
Катрина хорошо знала Риста. Она понимала, что если он заупрямился, то уже не отступит, и нехотя впустила его. Рист принадлежал к тем из ее друзей, на которых она не могла сердиться по-настоящему. Она восхищалась его праздным образом жизни, его элегантностью и даже дикими выходками. К тому же она знала, что он совершенно безвреден и что на него можно положиться. Близко она его не знала. И если бы кто-то сказал ей, что он работает в полиции, она бы громко расхохоталась. Когда Катрина смеялась своим настоящим смехом, почему-то вспоминался антверпенский порт и у многих прожигателей жизни, всякого повидавших на своем веку, мороз подирал по коже.
Рист оглядел прихожую. Она была тесная, обставленная, как гостиная, диванами, столом с зеркалом, коврами, предметами для туалета и пыльными бумажными цветами в больших вазах. Рист бросил шляпу и трость и спросил Катрину, разглядывая себя в зеркало:
— Ты не страдала от одиночества в последнее время? Я слышал, что твой дружок исчез?
— Здесь трудно чувствовать себя одинокой, — мрачно ответила Катрина.
— Я имею в виду душевное одиночество, — возвышенно произнес Рист.
— Ты что, пьян?
Рист продолжал разглядывать себя в зеркало. День безделья утомил его. Он был бледнее обычного. Ладно, подумал он, мне ничего не стоит сыграть и пьяного, между прочим, это неплохая мысль!
— Не очень, только чуть-чуть. Но сейчас мне надо выпить еще. Или я заболею.
Он распахнул дверь, которая открылась совершенно беззвучно, и вошел в большую залу. Когда-то здесь, наверное, располагалось ателье или склад для фортепьяно, такая она была большая. — На то, чтобы придать ей жилой вид, усилий было потрачено больше, чем вкуса. Своей продолговатостью зала напоминала вагон, выстланный коврами. Окна были тщательно задрапированы, но и стены тоже были увешаны коврами темных цветов. Удобная мебель. Один угол занимало фортепьяно. Повсюду были зажжены бра и лампы, затененные абажурами. Даже ярким днем здесь всегда горел электрический свет.
Не успел Рист войти в залу, как какой-то господин быстро встал и схватил свою шляпу и трость, лежавшие на соседнем столе.
Это был антиквар Лоренцо Хенглер.
Встреча была неожиданной для обоих. Они обменялись взглядом и нерешительно приветствовали друг друга. Рист хорошо знал антиквара, но не был уверен, что антиквар знает, кто он. Неожиданно Рист вспомнил, что выдал себя за пьяного. Прекрасно — хмелем можно объяснить все, что угодно! Он приблизился к антиквару с подчеркнутой торжественностью, характерной для всех пьяных, которые еще не совсем пьяны и пытаются изображать трезвых.
— Он сильно выпил, — громко сказала Катрина, — но вообще-то он очень милый человек.
Рист с укором взглянул на нее помутневшими глазами и протянул антиквару руку. Хенглер нерешительно пожал ее. Рист с преувеличенной сердечностью тряс его руку, словно встретил старого друга. Потом назвал себя, его фамилия прозвучала, как Ист, ответа антиквара он дожидаться не стал. Хенглер улыбнулся. Он по-прежнему собирался уходить.
— Вы непременно должны выпить со мной виски, — настойчиво сказал Рист. — Уверяю вас, подобного виски вы нигде больше в Копенгагене не найдете. Все благородные старики уже давным-давно спились, но Катрина всегда знает, что надо ее друзьям. Словом, дорогая подруга, неси сюда восьмиугольную бутылку.
На столе появилось виски. Антиквар нерешительно включился в эту игру. Казалось, она немного забавляет его и ему хочется посмотреть, чем все кончится. Виски, между прочим, действительно было превосходное. Антиквар сделал несколько глотков и обменялся с Ристом ничего не значащими словами. Потом, взглянув на часы, сказал, что у него уже не осталось времени, и попросил Катрину вызвать ему такси — у него намечена небольшая поездка, но сперва он должен заехать к себе в гостиницу.
Рист вдруг изменил свое поведение. До сих пор он был преувеличенно вежлив с антикваром и явно выражал свой восторг по поводу их встречи. Но как только стало ясно, что антиквар скоро уйдет, Рист сделался раздраженным и откровенно невежливым. Надо сказать, что за долгое время, проведенное им за стойками баров, он неплохо изучил нелогичное поведение пьяных. Пьяные всегда злились, если кто-то из их окружения переставал пить и не хотел больше беседовать. Именно такое недовольство он и изобразил в салоне Катрины. В глазах у него мелькнуло что-то злобное и неприятное. Он вдруг наклонился к антиквару и спросил:
— Ваше имя?
